Большая (не)любовь в академии. Анастасия Маркова
ноги, которыми неохота было шевелить.
– Опять вчера поздно явилась… – за недовольным ворчанием последовал тяжелый вздох. – Хоть бы перед отъездом вернулась домой пораньше да провела пару часов со своей семьей, а не с Селестой. Она на тебя плохо влияет. Из-за нее ты вляпалась в эту дурацкую историю и теперь вынуждена покинуть нас. Доча, доча, что же ты натворила, – в который раз за неделю сетовала мама.
Несомненно она была права, но я провела свой последний вечер в Керберли с лучшей подругой, которую также считала членом нашей семьи. Я любила ее как родную сестру. И мама любила. До пожара… К сожалению, маленькая шалость обернулась непредвиденными последствиями. И ближайшие триста шестьдесят пять дней мне придется расплачиваться за свою проделку.
Мама одним резким движением раздвинула плотные шторы и впустила в спальню яркие солнечные лучи, заставившие меня повыше натянуть одеяло. Но если от назойливого света удалось избавиться, то от скрипа половиц, доносившегося из коридора, никуда было не деться. А вслед за ним раздался и звонкий заливистый смех младшей сестры. Наигрывать незатейливую песенку на деревянных дощечках было одним из любимейших занятий пятилетней девочки, которую я толком и не знала. «Учеба» в Высшей академии магии проложила между нами огромную пропасть, чего нельзя было сказать о моих отношениях со старшим братом.
«Честное слово, я когда-нибудь заменю этот музыкальный паркет на мраморный пол, – мысленно пообещала себе, когда скрип и потрескивание усилились. – У Меридит совсем нет слуха!»
В отличие от сестры, я занималась поисками беззвучных половиц, которые помечала специальной краской, проявляющейся лишь в темное время суток. Эта задумка позволяла мне приходить домой незамеченной далеко за полночь.
– Меган! – в очередной раз прокричала мама, теряя самообладание.
– Встаю, – прохрипела я через силу, но даже пальцем не пошевелила, чтобы изменить положение. Ужас! У свежеподнятого умертвия и то голос приятней! – Еще пять мину…
– Меган, уже восемь! – воскликнула она мне на ухо, совершенно не заботясь о моих барабанных перепонках.
– Как восемь?! – резко подскочила я и чуть не упала, запутавшись в одеяле. – Почему раньше не разбудила?! С минуты на минуту приедет Джеральд, а я еще не готова, – выкрикнула уже из ванной.
– Так одна не в меру ответственная девушка с чистой совестью заверяла меня еще час назад, что уже встала.
– А ты меня в следующий раз с этой самой девушкой не познакомишь? – полюбопытствовала я, выглянув из-за двери.
– Вряд ли. Я ее не видела лет так с семи, – задумчиво и с толикой грусти посмотрела на меня мама.
Это был весьма «тонкий» намек, что у меня нет ни того, ни другого. Это я сейчас про совесть и ответственность.
– Замуж бы тебе выйти поскорее, деток родить, тогда, может, поспокойнее стала бы. Да и вся дурь вылетела бы из твоей головы.
– Вышла бы, так не берут. Видно еще зеленая, ждут, когда дозрею, – отозвалась я с наигранной веселостью, на мгновение глянула на помолвочное кольцо, красующееся на правой руке уже почти десять лет, и вновь исчезла в ванной комнате.
Открыв медный кран, сложила ладони ковшиком и склонилась над мраморной раковиной, чтобы набрать воды и умыться, однако резко выпрямилась. Туго облегающий черный ошейник с большим коричневым камнем больно впивался в кожу под подбородком. Он вполне мог сойти за украшение, но являлся напоминанием о приговоре, который я по-прежнему считала несправедливым и к тому же необоснованным.
«Деньги решают все!» – постоянно твердил отец. Но оказалось, не все и не всегда. Особенно, если их больше у твоего недоброжелателя. И произошедшая со мной история стала великолепным тому доказательством. Никакие деньги, связи, положение отца или дядюшки, входившего в коллегию судей, не спасли меня от разгневанных лордов, требовавших наказать виновницу пожара в так называемом «массажном салоне». Правда, я все же не поняла, какие части тела им там массировали…
– Меган, поторопись! Экипаж уже у ворот, а ты даже не одета! – выдернула меня из размышлений мама.
Быстро умывшись, расчесала гребнем свои длинные, диковинного жемчужного цвета волосы, заплела их в косу, а затем уложила на голове в виде короны. Невзирая на предстоящий нелегкий путь и непрактичность наряда, вместо дорожного платья я надела кремовую юбку, светлую блузку с длинными рукавами и кружевным воротником под горло, скрывшим мой ошейник, затянула корсаж, который подчеркнул узкую талию, и покинула покои.
В столовой к тому времени собрались все члены нашей небольшой семьи. Даже Эдгард, любимый братишка, смог вырваться со службы, чтобы проститься со мной. Родные сидели за столом молча, слегка склонив головы, будто собирались проводить меня в последний путь. Из-за этого в помещении было необычайно тихо. Казалось, пролети сейчас где-нибудь поблизости бабочка, я непременно расслышала бы шелест ее крыльев.
– Вы еще прощальную затяните, – сказала я, пожелав всем сперва доброго утра.
Стоило устроиться по левую руку от Эдгарда, рядом со мной, словно из