Да будет воля Твоя. Максим Шаттам
ны. Когда вы будете читать этот роман, предлагаю вам поставить фоном музыку, ту самую, что вдохновляла меня во время написания почти всего произведения. Музыка позволяет отрешиться от мира, уединиться в своей читательской башне из слоновой кости. Вот те музыкальные произведения, которые, на мой взгляд, станут прекрасным сопровождением к этой книге:
• «Дом из песка и тумана» Джеймса Хорнера;
• «Часы» Филипа Гласса;
• «Четыре времени года» Вивальди в обработке Макса Рихтера.
Посвящается Ноне, Сьюзен, Ги и Дани, привившим мне вкус к старине, а еще потому, что они там, откуда пришел я.
Он попытался вспомнить сон, но не смог. Осталось только впечатление, которое сон произвел на него. Он подумал, что эти существа, возможно, явились, чтобы предупредить его. Предупредить о чем? О том, что он не может пробудить в сердце ребенка то, что в его собственном сердце обратилось в прах.
Мой замысел – это всего лишь мой замысел, а дело есть дело.
Предисловие
Во многих романах, где препарируют то, что называют насилием и злом, читателя держат за дверью с крошечным окошком, куда ему позволяют подглядывать, дабы он безопасно и безбоязненно мог наблюдать самое дурное, что есть в нас. Эта дверь является молчаливым обещанием защиты со стороны литературы, которая покровительствует тем, кто ей доверился. В этой книге дверь распахнута настежь. Наш роман, хотя и жесток, не пытается ничего преувеличить, он лишь ищет ответы на вопросы. Когда же будет перевернута последняя его страница, уверен, ответ на самый страшный вопрос взорвет ваше сознание. Но для этого вам придется пройти по опасным дорогам. Так что будьте осторожны.
А чтобы избежать любых недоразумений, знайте, что я не принадлежу к тем рассказчикам, с которыми вам предстоит познакомиться, я всего лишь извлек этот текст из старой пыльной коробки, найденной среди семейного хлама на чердаке.
1
Наступил один из тех ленивых рассветов, когда серая и сырая заря долго потягивается, а потом с трудом карабкается к низко нависшим тучам, будто бы не желая освещать очередной день на земле людей. Райли Ингмар Петерсен подпрыгивал, стараясь не угодить в заполненные грязью ямки посреди высокой травы и увядшего вереска, и в то же время не отстать от длинноногого отца, который, хоть и нес тяжелый молот на плече, легко и быстро двигался вперед. Сухощавый, с такой тонкой кожей, что при малейшем движении заметно, как вибрируют сухожилия, проступают вены и перекатываются мускулы, напоминающие непредсказуемые морские течения и готовые в любую минуту взорваться яростной пеной, Йон словно весь состоял из нервов.
Фермер с сыном спускались по склону лощины за их владениями, двигаясь к чахлой рощице – горстке буков, тополей и ясеней с тощими, изможденными стволами, похожими на сваи, – к рифу, полупрозрачному в свете усталой зари. Йон называл этот кусок земли «неудобьем», ведь что бы там ни сеяли, ничего не прорастало, и даже природе, несмотря на вековое упорство, не удалось пробудить плодородную силу в здешней бесплодной почве.
Склон покрывали беспорядочные клочья тумана. По мнению одиннадцатилетнего Райли, чьи ноги по самые бедра тонули в этих обрывках, оставляя за собой две исчезающие борозды, туман слишком тяжел, чтобы подняться в небо. Пес Купер, трусивший за ним на ремешке, исчез полностью, о его перемещениях свидетельствовал лишь призрачный поводок. Купер был маленькой тщедушной дворнягой нескольких месяцев от роду, найденной Райли накануне. Всклокоченная, с серой и черной лохматой шерстью, в которой тонули маленькие глазки, она сидела между двумя мусорными баками и дрожала от страха и холода. Райли знал, что отец ненавидит собак, он всегда говорил, что они воняют, что на них нельзя положиться и что это всего-навсего лишний рот, который придется кормить, однако в этот раз Райли не смог удержаться, чтобы не приласкать несчастное животное и в конце концов не взять его домой.
Отец пронзил его взглядом. Райли чувствовал, что точнее было бы сказать «расстрелял взглядом», он был не глуп, учился в школе, и если и получал неважные оценки, то вовсе не из-за недостатка интеллекта, а просто от нежелания посещать это заведение. Когда Йон обнаружил собаку, он медленно перевел взгляд на сына, и мальчику послышался неприятный скрежет когтей по черной доске, чернильные шарики зрачков наливались яростью, достигнув, наконец, таких размеров, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Они, вращаясь, царапали череп до самой кости, пока наконец не замерли, уставившись на Райли.
– Что это? – спросил отец с отвращением, адресованным не столько собаке, сколько ребенку.
– Это… Купер. Я нашел его по пути из бакалейного магазина.
– Ты знаешь, как я отношусь к собакам, так почему ты меня ослушался?
Йон был высок, очень высок, и когда подходил к сыну, тому приходилось задирать