Битва под Острой Брамой. Андрей Лютых
морщиться и затыкать уши наблюдателей на галерее.
Противник на холме, конечно, был обречен. Где ж ему было устоять, когда Игельстром сам повел в решительную атаку батальон Киевского гренадерского полка? Молодцы гренадеры грянули «ура!», и артиллеристы начали цеплять пушки на передки, чтобы ретироваться. Однако победа пехоте Игельстрома давалась не так уж легко – на холм, склоны которого после свежего снегопада стали предательски скользкими, предстояло еще вскарабкаться. На новое «ура» дыхания в груди уже не хватало, подниматься вверх было тяжело. Игельстрому и его свите пришлось спешиться, в запале поднимались все выше. Помогать генералу, подталкивая его сзади, конечно, не решались, но у предусмотрительного генерал-квартирмейстера Пистора под рукой оказалась команда саперов, успевавших где-то подсыпать перед командующим песка, где-то на крутяках вырубить в снегу подобие ступеней.
Хорошо координированному Княжнину подъем давался легко. Держась поначалу позади свиты Игельстрома, он через какое-то время немного опередил генерала и в эту секунду почувствовал опасность. Да, он почувствовал ее сам, потому что когда сверху закричали «Берегись!», Княжнин уже знал – что-то идет не так, и сейчас нужно будет действовать самым решительным образом.
Глядя себе под ноги, поднимающиеся в гору слишком поздно заметили, что сверху, с артиллерийской позиции, громыхая подкованными железом колесами и набирая скорость, прямо на Игельстрома катилась тяжелая двенадцатифунтовая пушка. Ее лафет скользил по утоптанному солдатскими сапогами снегу и почти не замедлял движение орудия, а когда он подпрыгивал на кочках, будто хвост нервничающей кошки, пушка разгонялась еще быстрее. Гренадеры шарахались от упущенной по недосмотру артиллеристов (это они кричали сверху «берегись!») взбесившейся пушки, двоим самым нерасторопным ее колеса уже переломали ноги, и теперь ничто не стояло на пути десятка пудов железа к тому, кого должен был оберегать Княжнин.
Он успел отчетливо представить, как орудийное дуло бьет Игельстрому прямо в недоуменное лицо, превращая его в месиво, замешанное на пудре, пушечной копоти и крови.
Решение пришло мгновенно, как реакция на выпад противника в поединке.
Выхватив алебарду из рук у оказавшегося рядом унтер-офицера, Княжнин рванул наперерез стремительно приближающемуся орудию и вставил древко между сливающимися в сплошной круг спицами ближнего к себе колеса. Он сумел удержать в руках рванувшуюся вслед за пушкой алебарду, но его ноги оторвались от земли, а древко с хрустом переломилось вместе с одной из спиц. Через мгновение Княжнин, превратившийся в срываемый с древка флаг, должен был упасть в снег, а пушка – продолжить свой убийственный путь, но фехтовальщику этого мгновения хватило, чтобы еще раз сунуть в захромавшее колесо обломок алебарды, а потом, ломая ногти, вцепиться в него руками с решимостью превратиться, если потребуется, в «мертвый» тормоз. И колесо все же пошло юзом, пушка повернула