Сергей Горбатов. Всеволод Соловьев
его. Она так привыкла к Моське, он иной раз и теперь, после кончины Бориса Григорьевича, умел развлекать и забавлять ее. Среди волнений последнего времени Сергей совсем забыл про Моську, но теперь почувствовал свою неизменную к нему привязанность.
– И рад бы взять тебя, Степаныч, не хочется расставаться с тобой. Да как же матушка?!
– Думал я и об этом, – тихо и серьезно проговорил карлик, – и первым делом о всем доложил барыне. Она-то меня отпускает – даже порадовалась, что я вызвался. Где же тебе одному-то там – мусье Рено не углядит за всем. Человек он несведущий, по-нашему ни слова не смыслит, а у меня-то весь Питер как на ладони. Уж что другое, а Питер я знаю и порядки все тамошние, и во дворце как и что. Нет, Сереженька, без меня не обойтись тебе, то же и матушка говорит – сам спроси. Ну, дело другое, коли сам меня не хочешь – я в твоей воле!..
– А если так, то о чем же и толковать тут! – весело перебил его Сергей. – Едем, старина! Покажи мне твой Питер, поучи там меня уму-разуму.
Карлик взвизгнул и так и прильнул губами к руке Сергея.
– Голубчик мой, Сереженька, кормилец – уж как обрадовал!..
Через два дня огромная, неуклюжая, но удобная и покойная дорожная карета на полозьях, запряженная шестериком, стояла перед крыльцом горбатовского дома. Несколько экипажей, саней и кибиток с прислугою и всякой поклажей уже мчались в это время к Тамбову.
Сергей в богатой шубе, в высокой собольей шапке вышел на крыльцо, сопровождаемый всеми домашними. Марья Никитишна еще раз обняла сына и долго крестила его, силясь сдерживать свои слезы. Потом он расцеловался с сестрою, потом подошел к руке княгини Пересветовой.
– Дай тебе Бог всего лучшего, Сереженька, смотри пиши – не забывай, – говорила княгиня.
Но он не слушал. Перед ним было побледневшее лицо Тани. Он припал к нежной дрожавшей руке. Ему неудержимо захотелось еще раз крепко-крепко поцеловать дорогую девушку, но он не смел этого при посторонних.
– До свиданья, Таня, – пишите, ради бога!
Он снял шапку, еще раз поклонился всем столпившимся на крыльце, еще раз бросил быстрый взгляд на Таню, на мать и поспешил к дверцам кареты. Следом за ним веселый и довольный, раскланиваясь со всеми, вскочил Рено, а потом взобрался и Моська.
Дверцы захлопнулись. Карета тронулась.
Сергей взглянул на крыльцо, откуда махали ему платками, смигнул набежавшие на глаза слезы и вздохнул всею грудью.
Карлик набожно крестился, недружелюбно поглядывая на своего соседа, Рено.
«О, Господи! – думал он. – В первый-то раз дитя из дому в такой путь отправляется, а и лба не перекрестит… И все ты, проклятая крыса!.. О Господи, избави нас от бед и напастей!..»
Он зажмурил глаза и опять стал креститься: лишь бы не замерзнуть на дороге, а то все хорошо – лучше и быть не может!..
XIII. Забота карлика
В первых числах января рано утром, когда солнце только что выглянуло, прорезая морозный туман, у подъезда известного всему Петербургу