Спустя годы. Никита Александрович Калмыков
ne/>
Какой бы сегодня день ни был, будь то праздник, выходной или будни, дождь или солнце, ураган или снег, утро пенсионера Антонова Якова Марьяновича всегда начинается одинаково: будильник в семь часов, подъём, водные процедуры, завтрак, утренняя сводка новостей по телевизору. Дальше он идёт выбирать себе в гардеробе костюм, в котором он пробудет весь день. И ещё ни разу не было такого, чтобы на одной неделе одеть один и тот же наряд. Одевался Яков как на парад. Лицо всегда бритое, седые редеющие волосы уложены. В прихожей он собирал сумку. В основном брал он с собой старые фотографии. Одеколон, очки, шляпа, трость – и он уже на улице. Перед выходом из дома он обязательно берёт с собой свежую газету «Новостного города». Сегодня главной новостью стал пожар в главном архиве города.
Первым делом Яков шёл в цветочный магазин «Большой цветочный мир», расположившийся вблизи его дома на Строительной улице. Там уже все продавщицы, как по часам, ожидали его прихода. Ровно в восемь часов Антонова встречали у входа:
– Яков Марьянович, доброе утро! – одновременно воскликнули три продавщицы. Одна из них стояла с тюльпанами в руках. Сразу же после приветствия она вручила их Якову. – Сделали всё, как надо!
– Ох, спасибо, дочка, – расплылся в улыбке Антонов. – Не подорожали нынче?
– Нет-нет-нет, не стоит, – остановили его продавщицы, когда тот полез в карман за кошельком. – Всё для Вас, езжайте и не думайте об этом.
– Ну что вы… Вы же знаете, что я не могу так, – растерялся Антонов.
– Знаем, поэтому и отдаём их Вам за «так».
– Я завтра всё равно занесу деньги, когда буду заходить к вам. Спасибо, родные! – твёрдо заявил Антонов и покинул магазин. Времени терять он не мог: ему ещё предстояла поездка в область с другого конца Москвы.
Сначала подземным транспортом, затем автобусом, а после ещё и на электричке – путь у Антонова был далёкий. Но он игнорировал любое расстояние и чётко следовал к своей цели. Ехал он налегке, бодрый, с хорошим настроением. Антонов этот путь проделывал ежедневно, но с каждым разом он был всё приятнее и приятнее. А виды природы по ту строну окна транспорта так и трогали до самого сердца. Именно в такие моменты понимаешь, насколько совершенен мир. Иногда это так трудно понять при жизни. Яков счастливый человек, потому что смог осознать это раньше положенного срока.
От железнодорожной платформы ходила маршрутка. Хоть та уже была битком, и пассажиры недовольно выражались по поводу задержки отправления, водитель принципиально никуда не ехал, высматривая только одного самого важного попутчика. Вглядываясь в наручные часы, он с нетерпением выжидал, когда наступит ровно девять двадцать. И ни секунды позже, как в назначенное время со станции выходил Антонов. Из-за него то и загорелся весь сыр-бор. У Якова даже было заготовлено специально место для сиденья возле водителя.
Как и большинство людей в маршрутке, Антонов ехал до конечной остановки. Многие из попутчиков преследовали такую цель, как и он. Но в отличие от Якова, никто из них не был в хорошем настроении. Все были хмурыми, грустными, опечаленными, в преддверии нечто нехорошего.
На остановке Антонова встречал сторож, который как никто другой был рад видеть своего старого приятеля:
– Марьяныч, хей, здорово! – подал руку в знак приветствия сторож, легонько похлопав Якова по плечу. – Стареешь, друг мой, сегодня приехал на пятнадцать минут позже.
– Да пробки, чтоб их… – вздохнул Антонов. – Как там всё? Нормально?
– Следим-следим, – усмехнулся сторож, – Буквально полчаса назад проходил: всё в идеале и чистоте. Сам найдёшь дорогу?
– Ну, гоже? Что за странные вопросы такие?
– А вдруг? Ладно, хорошего дня тебе Яков!
– Бывай! – и Антонов проследовал дальше. Ведь приехал он сюда совсем не для того, чтобы поздороваться с товарищем.
И вот, Антонов на месте. Своей ежедневной цели он достиг. Он стоял напротив могилы. Тут была захоронена в две тысячи шестом году Акиньшина Ирина Юрьевна – некогда любимая женщина Якова. Всё захоронение было усыпано тюльпанами: какие-то стояли в вазе, какие-то посажены в цветнике, некоторые лежали прямо на памятной плите или были рядом. Практически все цветы были свежими.
– Ну, здравствуй, цветочек мой, – наклонившись к фотографии на памятнике, ласково сказал Яков. – Это опять я. Прости, сегодня с опозданием. Надеюсь, ничего страшного? Ух… Вроде бы ничего такого не произошло, а волнуюсь, как мальчишка на первом свидании. Ах, да! Это тебе! – он аккуратно положил шесть тюльпанов вниз к плите, – Как ты любишь! Не будешь возражать, если я уберу завядшие цветы?
Порывшись среди других цветов, Антонов аккуратно достал из-под них недельной давности цветы. Не так уж сильно они и завяли, но Яков был перфекционистом. Ему важна была каждая деталь, тем более, раз он старается для своей любимой.
Разговаривал Антонов с покойной Ириной, словно с живой, будто бы между ними и вовсе не было могилы. Какая-то формальность не должна мешать его общению. Он до сих пор не принимал тот факт, что она мертва, даже не пытался этого понять. Своё время общения