Черный Леопард, Рыжий Волк. Марлон Джеймс
это почувствовать.
Порой я ощущал ее ручонки вокруг своей шеи.
Сангома кивнула Жирафленку, который тоже пробудился, и тот пошел через спящих ребят, добрался до стены, где дымчатая спрятала что-то под белым листом. Он схватил это, Сангома вручила мне факел, и все мы вышли из хижины. Девчушка спала, по-прежнему обнимая меня за шею. Снаружи все еще стоял глубокий мрак. Жирафленок поставил фигурку на землю и снял листок.
– Нкиси[19]? – спросил я.
– Кто показал тебе его, – произнесла Сангома, и это прозвучало не как вопрос.
– В дереве колдуна. Он рассказал мне, кто они такие.
Она стояла себе, глядя на нас, как дитя. Фигурка, вырезанная из самого твердого дерева и убранная в бронзу и ткань, с раковиной каури на месте третьего глаза, с торчащими из спины перьями и десятками десятков колючек, вбитых ей в шею, плечи и грудь.
– Он не носил никакого шлема, – сказал я.
– Это нкиси Нконди. Я же говорила тебе, что я не ведьма. Силы потустороннего мира влекутся к этому вопреки мне, иначе я бы сошла с ума и вступила бы в сговор с бесами. Как ведьма. В голове и животе есть снадобье, но это Нконди, охотник. Он охотится за злом и карает его.
– Девчушка? Ей просто тревожно спалось. Как и всякому ребенку.
– Да. И мне есть что передать тому, кто тревожил.
Она кивнула Жирафленку, тот вытащил колючку, вбитую в землю. Взял колотушку и забил колючку в грудь нкиси.
– Mimi waomba nguvu. Mimi waomba nguvu. Mimi waomba nguvu. Mimi waomba nguvu. Kurudi zawadi mari kumi.
– Ты что сделал?
Жирафленок укрыл нкиси, но мы оставили его снаружи. Я взял девчушку, чтобы уложить ее, и она была твердой на ощупь. Сангома взглянула на меня:
– Знаешь, почему никто не нападает на это место? Потому что его никто не видит. Оно – как ядовитое испарение. Увы, это не значит, что сюда нельзя насылать всякие чародейства по воздуху.
– Что ты делала?
– Я возвращала дар дарителю. Десятикратно.
С тех пор, просыпаясь, я обнаруживал на себе голубенький дымок, в глазах в нос забиравшийся. Я просыпался и видел ее лежащей у меня на груди, сползающей с колена до пальцев ног, сидящей у меня на голове. Она обожала сидеть у меня на голове, делала это много раз, когда я старательно шагал.
– Я из-за тебя как слепой, – говорил я ей.
А она только посмеивалась, и это звучало дуновением ветерка меж листьев. Я раздражался, потом перестал, а потом принимал как должное то, что на голове у меня или на плечах сидело голубое дымчатое облачко. Мы с облачной девчушкой ходили с Жирафленком гулять в лес. Гуляли дотого долго, что я и не заметил, что мы уже не на дереве. По правде, я шел следом за мальчишкой.
– Куда ты идешь? – спрашивал я.
– Найти цветок, – отвечал он.
– Вон они, цветы, повсюду.
– Я иду отыскать свой цветок, – говорил он и пускался вприпрыжку.
– Тебе припрыжка, а нам скакать приходится. Помедли, дитя.
Парень принимался волочить ноги, только мне все равно приходилось шагать быстро.
– Давно