Путевые знаки. Владимир Березин
или обращении в бегство после такой попытки часовой применяет по нему оружие.
Несмотря на всю секретность, все прознали, что мы собираемся на поверхность. Математик ужасно надулся, Владимир Павлович был невозмутим, а я еле сдерживал радость. Причём умом я понимал, что это какой-то не доигравший в свои игрушки мальчик скачет и веселится во мне и что мое второе «я», взрослый и упитанный мужик, смотрит на этого мальчика снисходительно, тоже втайне радуясь, потому что, наконец, в жизни взрослого человека случится хоть какое-то событие.
От места нашего обитания до искомого бокового отвилка нужно было пройти метров двести. Но все наши знакомые как бы случайно столпились на краю платформы.
Пришла даже баба Тома, посмотрела на нас и смахнула слезу. Она посмотрела снова, отвела глаза и сказала скорбно:
– До свидания, мальчики. Постарайтесь вернуться назад.
Мы шли по тоннелю, и, улучив момент, я спросил Владимира Павловича, почему он согласился отправиться в дорогу.
Он спокойно посмотрел мне в лицо:
– Так выбора-то не было. И жить хочется.
– В каком смысле? – не понял я.
– Так если бы мы не согласились, нас того. – И он едва слышно присвистнул.
– Да ну. С чего это ты взял?
– Видишь ли, наш новый начальник сразу открыл все козыри. То есть он ни о какой внешней или внутренней секретности не беспокоился. Он знал, что ничто вовне не выплывет, а за его подручным Мирзо я внимательно наблюдал: когда мы согласились, его как бы попустило. Он и ствол с коленей убрал. Хотя я думаю, нас бы убрали по-тихому. Ты видел, как Мирзо за нами смотрит? Им ведь важно, чтобы мы сами не сбежали, и видно, что чуть что, чуть мы не нужны, так нас уберут, как камешек с рельса, одним щелчком.
– Да, втянул я тебя в дело.
– Не тревожься. Я и сам хотел: засиделся тут. Интерес к жизни потерял. А наверху ещё посмотрим, чья возьмёт.
– Так вдруг нас всё равно прибьют?
– Ах, друг мой, Сашенька! Помнишь, мы ругались с тобой по поводу войн в Центральном метрополитене и что я тебе говорил?
– Ты много чего говорил.
– А говорил я тебе – они знали, за что умирали. А ты не знаешь, зачем живёшь. Так и здесь, незачем здесь жить овощем. Метро – это колыбель нового человечества. Но не вечно ему жить в колыбели. Это уж ты точно должен знать из своих книжек.
Я, к стыду своему, не помнил, откуда это. Это явно какая-то цитата, но опять – слышал звон, но совершенно не помнил, откуда он. Какой-то лозунг. Пионеры. Дворцы пионеров. Колыбель. Нет, не помнил, да и ладно.
Правда, я хорошо помнил другое, то, как мы спорили о будущем подземных жителей именно в те дни, когда до нас с некоторым запозданием доходили вести о войнах внутри Кольцевой линии.
Владимир Павлович говорил так:
– Ты понимаешь, вот в чём дело – подрастает новое поколение. Сразу после Катаклизма, понятное дело, никто детей не заводил, а потом люди обжились – и понеслось. Детей, конечно, немного, не на всякой станции можно их