История Древнего Китая. Джон Генри Грэй
провинций даны полномочия подавать императору петиции об их наказании. В выпуске Pekin Gazette от 12 ноября 1871 года я обратил внимание на императорский эдикт, изданный в ответ на записку Ли Хунчжана, в которой последний просил понижения в должности и увольнения мандаринов за должностные преступления и явную неспособность арестовать правонарушителей. Указом император повелевал, дабы магистрат Дунпин Сянь в провинции Чжили, потерпевший позорную неудачу при поимке виновных в дерзком ограблении, был немедленно лишен шарика на шляпе. При этом было уточнено, что, если он в течение установленного срока не сможет задержать преступников, его самого посадят под арест, проведут следствие и накажут. Эдикт содержал императорское повеление немедленно разжаловать некоего Пэй Фудэ из управы Наньхэ сянь. Он был охарактеризован как человек заурядных способностей, и, хотя выдвинутое против него обвинение не было доказано, тем не менее было ясно, что он принимал на службу людей, пользовавшихся дурной славой, и в результате унизил достоинство чиновника. Но поощрения и наказания самым прискорбным образом не оправдывают ожиданий и не превращают китайских чиновников в честных людей.
Вполне возможно, что китайские чиновники – самые продажные государственные служащие в мире. Тем не менее среди них встречаются честнейшие и благороднейшие люди. Эти незаурядные личности пользуются большим уважением у народа, который всячески стремится продемонстрировать свое почтение к ним. За все долгое время, проведенное мной в Кантоне, я встретил лишь одного такого человека. Его звали Ачжан, и он два года правил обширной провинцией Гуандун в качестве губернатора. Так многочисленны и велики были блага, которые получил народ от его замечательного управления, что местные жители по-настоящему преклонялись перед ним. Когда он оставлял Кантон, они собрались, чтобы выразить ему почтение. Мне случилось присутствовать при его отъезде и слышать впечатляющую овацию, которой встретили его толпившиеся на улицах горожане. Внушительному шествию, сопровождавшему его к месту посадки на корабль, потребовалось по меньшей мере двадцать минут, чтобы пройти к назначенному месту. В процессии несли шелковые зонты, преподнесенные народом, и красные доски – их было, вероятно, более трехсот – с пышными похвалами добросовестному чиновнику. На пути шествия устроили множество арок. С них свешивались флаги, на которых большими иероглифами были вышиты или написаны словосочетания вроде следующих: «Друг народа», «Отец народа», «Отец и мать народа», «Яркая звезда провинции», «Благодетель эпохи». В разных храмах его прибытия дожидались делегации, и он выходил из носилок, чтобы обменяться прощальными любезностями с ними и отведать приготовленные ради этого случая закуски. Но официальные мероприятия не могли свидетельствовать о его популярности так ясно, как энтузиазм народа. Тишина, которую обыкновенно соблюдают, когда китайский правитель проезжает по улицам, снова и снова нарушалась горячими восклицаниями: «Когда