Дорогой Эван Хансен. Стивен Левенсон
не хотелось есть.
– Нет уж, солнышко. Тебе нужно заказывать ужин, когда я на работе. Сейчас все это можно делать онлайн. Даже разговаривать ни с кем не приходится.
Но, видите ли, это не совсем верно. Ты должен перемолвиться словом с доставщиком. Должен ждать, пока он отсчитает сдачу, а доставщики вечно делают вид, что у них недостаточно однодолларовых купюр, так что приходится решать, дать ему чаевые побольше или поменьше, чем планировал, и ты знаешь, что если остановишься на втором варианте, то они начнут проклинать тебя себе под нос, как только повернутся к тебе спиной, и потому переплачиваешь и остаешься с пустым карманом.
– Прости, – говорю я.
– Не надо просить прощения. Просто это то самое, над чем вы работаете с доктором Шерманом. С людьми надо разговаривать. Вступать в контакт. А не избегать общения.
Разве я только что не написал об этом в своем письме? О том, что нужно быть открытым, ни от кого не прятаться? Все это мне прекрасно известно. Ей нет нужды талдычить одно и то же. Это как с потными руками: чем яснее ты осознаешь проблему, тем серьезнее она становится.
Теперь мама со скрещенными на груди руками обходит мою кровать, обозревая комнату, словно она чем-то отличается от той, что она видела вчера, словно на моем шкафу или на стене появилось решение проблемы Эвана, и она обязательно найдет его, если тщательно все изучит. Поверьте мне, я столько времени провожу в своей комнате, что, если бы ответ был здесь, я бы давно нашел его.
Спускаю ноги с кровати и натягиваю кроссовки.
– Кстати о докторе Шермане, – говорит она. – Я записала тебя к нему на сегодня.
– На сегодня? Почему? Я встречаюсь с ним на следующей неделе.
– Знаю. – Она смотрит на двадцатку у себя в руке. – Но я подумала, что, может, тебе лучше сходить к нему пораньше.
И это только потому, что я вчера не поужинал? Нужно было просто прикарманить деньги, и она ничего не узнала бы. Но это воровство, а карма – такая стерва.
Возможно, дело не только в непотраченной двадцатке. Возможно, я испускаю какие-то вызывающие беспокойство флюиды, которые сам не ощущаю. Встаю и смотрюсь в зеркало. Пытаюсь увидеть то, что видит она. Похоже, все в порядке. Пуговицы застегнуты правильно. Волосы лежат аккуратно. Вчера вечером я даже принял душ. В последнее время я делаю это не часто, потому что такой геморрой – оборачивать гипс сначала пластиковой пленкой, затем магазинным пакетом и заклеивать все это скотчем. Но я тем не менее – не грязный. С тех пор, как сломал руку, я уединился у себя в комнате и не выхожу из нее целыми днями. А всем из школы плевать, как я выгляжу.
Смотрю на свое отражение в зеркале и только сейчас кое-что замечаю. Я обкусываю ногти. Я занимался этим все это время. О'кей, правда заключается в том, что я испытывал страх перед этим днем много недель. После безопасной летней изоляции возвращение в школу – психологическая перегрузка. Приходится смотреть, как воссоединяются друзья, – набрасываются друг на друга с братскими объятиями и визгливыми выкриками. Компании тусуются по