Последняя из рода Тюдор. Филиппа Грегори
поддается с оглушительным треском.
– Отец! – уже кричу я, и тогда он набрасывается на меня.
– Это место принадлежит не тебе! Ты должна подчиниться фортуне, – внезапно заявляет он.
– Что?
– Ты должна снять королевские регалии и удовольствоваться скромной жизнью вдали от двора.
– Что? – повторяю я, но на этот раз просто стараясь выиграть время.
Судя по всему, мы проиграли, и отец решил устроить вот такое представление, целый маскарад вместо разговора с возлюбленной дочерью, чтобы досужие уши услышали и донесли, как он своими руками срывал гербовый балдахин. Или он не знает, что еще сказать в этой ситуации. Ну что же, я, в отличие от него, всегда знаю, что сказать.
– Я с большей радостью сниму их, чем надену, – отвечаю я. – Ведь только из послушания тебе и матери я совершила этот страшный грех.
Он смотрит на меня с выражением потрясения на лице. Можно подумать, с ним заговорил сам разорванный балдахин, ну или этот тупица Гилфорд, который таращится вокруг над моим плечом.
– Ты должна вернуть корону, – повторяет отец, как будто я с ним спорила, и с этими словами выходит из залы. Он не дождался моего ответа и не поклонился.
Я поднимаюсь со своего трона и тоже иду прочь от поверженного символа власти. Мои фрейлины следуют за мной в личные покои. Я замечаю, как одна из них задерживается, чтобы перекинуться парой слов со слугой моего отца.
– Помолимся, – говорю я, как только за нами закрываются двери.
– Прошу прощения, – вдруг раздается голос из-за моей спины. – Но ваш отец только что прислал слугу с извещением, что мы можем быть свободны. Можно я соберу вещи и поеду домой?
В моих комнатах стало гораздо тише, и до меня стали доноситься приветственные крики толпы по ту сторону ворот Тауэра. Отцы города велели наполнить фонтаны красным вином, чтобы каждый мошенник и негодяй мог напиться и кричать: «Господь, храни королеву!»
Я отправляюсь на поиски отца. Он должен знать, что мне делать дальше. Может быть, он отвезет меня домой, в Брадгейт. Но сначала мне долго не удается его разыскать: его нет ни в тронном зале, ни в королевских покоях, ни в приемных покоях и в комнатах Гилфорда, в которых в кои-то веки тихо. Даже Гилфорд присмирел и всего лишь играл в карты с полудюжиной своих приятелей. Увидев меня, они встают, а я спрашиваю Гилфорда, не видел ли он моего отца. Услышав отрицательный ответ, я не трачу времени на вопросы о том, почему он так бледен, что его так беспокоит и почему они с приятелями так непривычно тихи.
Я хочу найти отца. Его нет в Белой Башне, поэтому я выхожу на улицу и бегу по лужайке к часовне Святого Петра, чтобы посмотреть, не молится ли он в одиночестве перед маленьким алтарем. Не найдя его там, я еще долго бродила по Тауэру, пока не дошла до конюшен. Как раз в этот момент в воздухе разнесся звон колоколов часовни. Звонарь бил снова и снова, и это было не отбивание часа и не призыв на молитву, странная, непонятная какофония звуков, будто все колокола Лондона ударили сразу.