Серотонин. Мишель Уэльбек

      Мне сорок шесть лет, меня зовут Флоран-Клод Лабруст, и я ненавижу свое имя – если не ошибаюсь, я обязан им двум родственникам, которых мама и папа хотели уважить каждый со своей стороны; это тем более прискорбно, что больше мне родителей упрекнуть не в чем, они со всех точек зрения были прекрасными родителями и сделали все возможное, чтобы полностью вооружить меня для борьбы за существование, так что если я в итоге потерпел поражение и жизнь моя заканчивается в печали и страданиях, их вины тут нет, это скорее удручающее стечение обстоятельств, к которому я еще позволю себе вернуться – о нем, собственно, и написана эта книга, – в общем, мне не в чем упрекнуть родителей, не считая этого незначительного, досадного, но незначительного казуса с именем – мало того что сочетание Флоран-Клод звучит нелепо, мне отвратительны и его составляющие, одним словом, я считаю, что с моим именем у них вышла осечка. «Флоран» слишком нежен, слишком близок к женскому имени Флоранс и в определенном смысле почти андрогинен. «Флоран» никак не вяжется с энергичными, даже брутальными в некоторых ракурсах чертами моего лица, которое часто находят (некоторые женщины во всяком случае) мужественным, еще никому и никогда оно не напоминало лик боттичеллиевского пидора, отнюдь нет. Ну а с «Клодом» и того хлеще, заслышав имя Клод, я тут же вспоминаю клодеток[1], и в моем воображении возникает жутковатый винтажный клип Клода Франсуа, который бесконечно крутили на одной вечеринке старых педрил.

      Сменить имя не так уж и сложно, ну, конечно, не с административной точки зрения, с административной точки зрения невозможно практически все, административные службы видят свою задачу в максимальном сокращении жизненных возможностей человека, если уж не получается вообще свести их на нет; с точки зрения администрации хороший гражданин – мертвый гражданин, я хочу сказать, что это просто с практической точки зрения: достаточно представиться под новым именем, и не пройдет и нескольких месяцев, а то и недель, как все к нему привыкнут, никому и в голову не придет, что раньше вас звали как-то иначе. В моем случае эта процедура прошла бы вообще как по маслу, поскольку мое второе имя Пьер идеально подходит человеку твердому и мужественному, в образе которого мне и хотелось бы предстать перед миром. Но я так ничего и не предпринял, продолжая называться мерзким именем Флоран-Клод, мне удалось разве что добиться от некоторых женщин (а именно от Камиллы и Кейт, но о них позже, терпение, терпение), чтобы они ограничились Флораном, от общества же в целом я ничего не добился ни в этом пункте, ни почти во всех остальных и плыл себе по воле волн, расписавшись в полной неспособности стать хозяином своей судьбы, и пресловутая мужественность, которую якобы излучало мое квадратное лицо с резкими, крупными чертами, была лишь приманкой и чистым надувательством – правда, я тут ни при чем, так уж мною распорядился Господь, я же был – был на самом деле, был всегда – жалким рохлей и, дожив до сорока шести лет, так и не научился держать под контролем собственную жизнь, так что и вторая ее половина, надо полагать, станет по образу и подобию первой лишь вялым и мучительным разложением.