Чудо. Дмитрий Дубов
ло солнышко, вставая по утрам, были верхушки надгробий, а только потом – макушки деревьев, росших с другой стороны холма. Это был по преимуществу лиственный лес, хотя между берёз и осин встречались и маленькие ёлочки. Внизу – под ногами – росла изумрудно-зелёная трава. Иногда встречались островки бурого мха, из которого, как птенцы из гнезда, выглядывали шляпки различных грибов. Неумолчное щебетание птиц разливало по лесу звуки ни на что не похожей первобытной жизни.
У нас принято хоронить на рассвете, когда всё живое приветствует новый день и восходящее солнце. Делается это для того, чтобы душа умершего вместе с солнцем могла подняться на небо. В целом у нас смутные понятия о том, что происходит с душой человека после смерти, но так принято с давних времен. Все наши обычаи установлены предками, память которых мы чтим. Их заветы святы для нас.
Всю ночь напролёт шёл дождь, поэтому дорога, представляющая собой утоптанный слой глины, превратилась в настоящее испытание для желающих предать тело Л* земле. Она напоминала хищного зверя из ужасных ночных кошмаров, норовя засосать скорбную процессию вглубь себя.
Тяжелее всех приходилось четырём здоровякам, несшим тело Л* на деревянном щите с ручками. Они и от собственного веса утопали бы в глине, а их невеселая ноша и вовсе вминала их по самые колени.
Процессия двигалась очень медленно, и заря застала ее в доброй четверти стадии от кладбища. Это печалило её участников, так как по преданию предков, душа покойного должна взойти вместе с солнцем, иначе она будет привязана к земле еще двенадцать с половиной лун. По истечении срока весь клан был обязан молиться в течение одной луны, чтобы Бог принял неприкаянную душу. Но никто не хотел, чтобы душа Л* мучилась ещё столько времени. Для чистой энергии, коей являлась любая душа, нахождение возле земли без тела было истинным мучением.
Люди, одетые в чёрные глухие одежды, приличествовавшие случаю, решили поторопиться, так как Л* был уважаемым среди нас человеком. Ему могли желать только добра, а солнце вот-вот должно было взойти.
– Стойте! – раздался повелительный голос, заставивший некоторых вздрогнуть, а иных покрыться мурашками.
Тогда по нашим местам проходил человек, которого одни почитали за провидца, пророка или даже святого. Другие – за обыкновенного мошенника, не заботящегося ни о чем, кроме собственной выгоды. А третьи – за дьявола и противника Божьего, пришедшего на землю искусить детей малых и неразумных, коими по большей части являлись все люди.
Так же, как и о нём самом, ходили толки и о делах его. Чудные были то дела. Говорили, что он якобы отверзает очи слепым, но, в то же время, не чтит традиций. Изгоняет бесов, но в нём самом бес по имени тщеславие. И так далее, и все тому подобное.
Мы никогда не видели его, но слышали, что он направляется в нашу сторону, поэтому повернулись на окрик. Никто не удивился, увидев странного человека, стоящего на возвышении.
Он был одет в длинные одежды, превратившиеся в обрывки и лохмотья, свободно развивающиеся по ветру. Весьма странно выглядели длинные, спутанные борода и волосы неопределённого цвета: то ли бурого, то ли серого. Ноги его были босы и сбиты в кровь. В угловатых руках над головой он держал палку, отдаленно напоминающую посох, и производил впечатление необычного человека.
– Это он! Это он! – зашептались люди в процессии.
Затем всё стихло. Никто не знал, что именно произойдёт дальше, и чего можно ждать от этого человека. Все, как прикованные, вперили очи в странника, несмотря на то, что небо было уже озарено солнцем, диск которого вот-вот должен был показать свой краешек.
– Да что вы встали-то в самом деле?! – крикнул, опомнившись предводитель черной процессии, являвшийся родным братом Л*.
Сказал он так и потому что человек, остановивший их, до сих пор даже бровью не повёл и не спешил объяснить, для чего он это сделал.
Но связь между босым чудаком и людьми, провожающими Л* в последний путь, превратилась в паутину. Никто не шелохнулся.
Тогда из-за возвышения, на котором стоял этот неопределимого возраста субъект, вышло ещё несколько человек, среди которых находилось две или три женщины. Все они, за исключением женщин, одеждою напоминали самого предводителя их, хотя у некоторых была надета грубая обувь на ноги, а у некоторых ступни были замотаны тряпками. У многих хитоны и балахоны были подпоясаны, у малой части на головах были повязаны косынки.
Резкий контраст с этим зрелищем представляли собою женщины. Всего их было три, и у двух одежды были убраны настолько богато, что приглянулись бы дочерям особо влиятельных вождей. Хотя мы не можем судить о нравах других народов, ничего о них не зная. Третья же была одета проще, однако сам вид ее: осанка, походка, взгляд, – все свидетельствовало о том, что она не челядинского происхождения.
Мужики наши при виде неё одновременно как-то мечтательно вздохнули, а бабы грозно глянули на них, но тут же перевели взгляд обратно, так как и женщинам не чуждо любоваться девичьей красотой.
Странник, будто только того и ждал, когда подоспеют его последователи, стал спускаться с возвышения.
Две