«Муж царицы». Влас Дорошевич
ти добиться,
Никто не пожелай!..[2]
* * *
Господин с приличной внешностью, но растерянным видом. Всегда взлохмаченный цилиндр, по которому то рабочие заденут краем декораций, то он сам стукнется им о низенькую дверь уборной.
– Сколько одних цилиндров выходит! – жалуется он.
На сцене вы только и слышите:
– Барин! Посторонитесь! Барин! Сторонись!
– Иван Иванович! Вы извините, нельзя ж вертеться под ногами. Тут люди дело делают!
Его гоняют из кулисы в кулису, с одной стороны сцены на другую.
То он замешкался как-то на сцене, когда подняли занавес, и должен был спрятаться за куст, где и просидел на корточках весь акт.
То провалился в люк, получил по шее от рабочего и проторчал целое действие в темноте под сценой.
То в своем коротеньком пальто и цилиндре пробежал около открытых дверей в какой-то испанской пьесе.
Когда поднимают занавес, чтоб артисты выходили раскланиваться, вы видите его сверкающие пятки.
На него все жалуются:
– Помилуйте, мешает спектаклю. Вчера поднимаем заднюю декорацию для апофеоза, а на первом плане торчит он с глупой физиономией. Тут ангелы, а он в цилиндре!
Комическая старуха выговаривает grande-coquette:[3]
– Помилуйте, душечка, Иван Иванович хоть и муж ваш, но он не должен забывать, что у нас общая уборная. Что вы одеваетесь не одни… Нельзя же заходить! Это оскорбляет мою женскую стыдливость. Я хоть и комическая старуха, но у меня есть женская стыдливость. У комических старух тоже есть своя стыдливость, иногда даже побольше, чем у иных grandes-coquettes, душечка!
Он заходит в мужские уборные.
Придет, постоит, помолчит и уйдет в другую.
– Черт знает, что такое! – во все горло замечает благородный резонер. – Посторонние люди шатаются по уборным. Тут гримируешься, а они заходят, смотрят, слонов продают.
– Извините…
– Ничего-с!
– Есть такие люди, – повествует комик, – которые, когда остановятся и посмотрят в пруд, – караси дохнут!
Иван Иванович спешит улетучиться.
Ему не везет.
Он всегда как-то ухитрится попасть к первому любовнику, как раз в ту минуту, когда тот совершает самое интимное таинство своего туалета, – надевает ватоны; к резонеру, когда тот не знает роли, которую сейчас нужно играть; к комику, когда он проиграет партию в шашки своему постоянному противнику – суфлеру.
В конце концов, он удирает из-за кулис.
Но на половине коридора его нагоняет горничная:
– Пожалуйте, барыня требует. Очень сердятся.
Он возвращается обратно с провинившимся видом и выслушивает нотацию.
– Ваша жена играет, а вы куда-то в публику бегаете. Посмотрите, так ли у меня приколоты бантики?
И через минуту слышится снова:
– Барин, посторонись!
– Иван Иванович, нельзя же соваться под ноги!
– Это безобразие! Лезть в женскую уборную.
– Черт знает! Посторонние люди по уборным шляются. Хоть в трактир иди гримироваться!
– Да уходите же вы, черт вас возьми, со сцены. Занавес надо поднимать!
И он летает из кулисы в кулису, с одной стороны сцены на другую, во взлохмаченном цилиндре, перепачканном пылью пальто, напоминая «рыжего» в цирке.[4]
С ним случилось величайшее из несчастий, какое может случиться с человеком в жизни.
Он «замужем за актрисой».
Никто не знает даже, как его фамилия.
Он потерял свою фамилию.
– Это… это… как это? Ну, словом, – это муж Фитюлькиной.
А некоторые даже так и рекомендуют его:
– Господин Фитюлькин.
Несмотря на то, что «Фитюлькина» – это только сценический псевдоним.
Он «муж царицы», как зовут его поклонники.
«Багаж Фитюлькиной», как называют его на закулисном жаргоне.
«Актрисин муж».
Иногда он заявляет, доведенный до отчаяния:
– Матушка, я не могу так дольше жить.
Тогда она обрывает его тоном, не допускающим возражений:
– В таком случае вам следует жить не с артисткой, а с кухаркой!
Их супружеские разговоры для меня не тайна, потому что наши номера в гостинице рядом, и нас разделяет только тоненькая перегородка, позволяющая слышать иногда даже… звуки аплодисментов и следующие за ними тяжкие, сокрушенные вздохи.
Я помню ее первый дебют.
Она была вне себя.
– Какое несчастие для актрисы быть замужем, да еще за таким идиотом, как вы. Я для вас всем
Эпиграф из оперетты Ж. Оффенбаха «Прекрасная Елена».