При особом мнении. Влас Дорошевич

      Со вторым днем. С днем второго рождения.

      Это случилось в тот же день, когда появилась пьеса «На дне».

      – Это поворот! Это новый курс! Это новое направление!

      Так полагает критика французского журнала «Ля ревю». Так полагает глубокоуважаемый г. Незнамов-Русский[2]. Это мнение разделяют, кажется, все.

      Когда я перечитал теперь еще раз «На дне», – мне это мнение показалось ошибочным.

      По случаю появления «На дне» г. Максима Горького можно поздравлять с именинами.

      Для писателя именины всегда, когда из-под его пера выйдет превосходное произведение. А «На дне» – произведение превосходное.

      Но это не день его нового рождения. Никакого поворота нет. Направление не изменилось, и курс остается прежний.

      В этом «гимне человеку», – позвольте продолжать так называть произведение г. Максима Горького, – Лука является с проповедью уважения к человеку.

      Он входит со словами:

      – Я и жуликов уважаю.

      Когда несчастная девушка со слезами рассказывает о «Гастоше», – он выслушивает ее, не опровергает, – из уважения к человеку. Из уважения к внутреннему миру человека. Он учит других вселять в людях самоуважение.

      – Ты ему почаще говори, что он хороший человек. Он и будет. Сатин развитее Луки.

      Но Лука – это дрожжи, которые вызывают брожение.

      Лука дает толчок мыслям Сатина.

      И у Сатина, у которого «из головы не идет Лука», – вырывается восклицание:

      «Не жалеть, а уважать человека нужно. Человека нельзя оскорблять жалостью. Человека надо уважать!»

      Если бы у писателей были «присвоенные им гербы», то на своем – гербе г. Максим Горький мог бы написать этот девиз.

      Надо быть очень беспечным по части литературы, чтобы находить, будто г. Максим Горький показал нам «новых людей».

      «Босяков» в литературе мы видели много.

      Их выводили многие писатели и много раз.

      Но г. Горький показал нам этих людей в новом свете.

      До сих пор. когда выводили босяков, – они вызывали к себе всегда жалость.

      «Босяки» г. Максима Горького могут вызвать к себе что угодно. Ужас, негодование или восторг, – это глядя по вкусам и склонностям читателя.

      Но согласитесь, что ни Коновалов, ни Артем не вызывают жалости[3]. Про босяка г. Максима Горького уж никак нельзя сказать:

      – Ах, какой он бедненький! Силы нельзя жалеть.

      А он их рисует сильными.

      Жалость мы привыкли считать хорошим чувством.

      На жалости построены все наши отношения к несчастным. Т. е. к большинству людей. Потому что несчастных на свете, конечно, больше, чем счастливых.

      На жалости построена вся наша филантропия, – и, быть может, потому изо всех филантропических затей ничего не выходит.

      Все призреваемые в приютах, работных домах, презирают и ненавидят благотворительные учреждения, которые дают им убежище.

      Пребывание там они считают несчастьем для себя.

      Девушки идут бог знает на какую каторжную жизнь, только не во всевозможные «магдалинские» убежища[4].

      Почему?

      Человеческая природа восстает против унижения.