Эдмонд Шекспир. Влас Дорошевич
a target="_blank" rel="nofollow" href="#n_3" type="note">[3]
«Счастливый девятнадцатый век, – он начался Виктором Гюго и кончился Эдмондом Ростаном!»
"Сцена на Ваграмском поле[4] полна такой силы, какой редко удавалось достигать даже Шекспиру".
– В 35 лет – бессмертный[5]! Что же еще остается человеку?!
– Только умереть.
* * *
Я хотел бы быть страшно богатым человеком, чтоб пригласить к себе обедать г. Ростана.
Я не пожалел бы никаких денег, – и пригласил бы петь нам Мазини, Таманьо, Патти, Зембрих, Баттистини.
Тарелки стояли бы пустые, но…
Вместо супа, – пел бы Таманьо.
Вместо рыбы, – были бы трели Аделины Патти.
А когда настало бы время для мяса, – Таманьо грянул бы арию из «Отелло».
Г-н Ростан пришел бы в отчаянье:
– Хоть хлебца кусочек! Я умираю от голода!
– Вы хотите есть?! Господин Мазини, спойте ему серенаду из «Искателей жемчуга». Может быть, вы хотите пить, господин Ростан?
– Да. И пить бы…
– Господин Ростан хочет пить! Госпожа Зембрих, спойте ему что-нибудь из «Травиаты».
Г-н Ростан был бы очень польщен, потому что это точное воспроизведение сцен из «Принцессы Грезы»[6] и «Сирано де Бержерака».
А я, продержав его не евши до тех пор, пока все рестораны были бы заперты, – отпустил бы г. Ростана совершенно отомщенный.
Можно писать прозой и быть поэтом. Можно писать великолепнейшими стихами и не быть поэтом ни на йоту.
Я позволяю себе думать, что в этом великолепном стихотворце вовсе нет поэта.
Он – Рухомовский в области поэзии.
В ремесле он доходит до искусства. Он изумительно чеканит стихи. Но его тиары не настоящие.
И г. Ростан такой же поэт, как г. Рухомовский – Сантаферн.[7]
Этому превосходному стихослагателю не хватает одного, – но именно того, что нужно, чтобы быть поэтом.
В жизни, настоящей жизни, он не чувствует никакой поэзии.
Ему нужно выдумывать какую-то необыкновенную, уродливую, кисло-сладкую жизнь, чтоб возбудить себя на стихи.
Он не может себе представить, чтоб люди ели.
– Ах, как это непоэтично! – восклицает он с жеманством лавочницы.
И он создает людей, которые едят… песни.
– Мы умираем от голода! – восклицают гребцы в «Принцессе Грезе». – Бертран, спой нам песнь о прекрасной принцессе!
Это любимый прием г. Ростана. Морить людей голодом.
– Мы умираем от голода! – восклицают гасконцы в «Сирано де Бержераке». – Сирано, скажи нам стихи о прекрасной даме!
Таково однообразие «поэтических приемов» г. Ростана. И если вы ничего не чувствуете, читая эти кисло-сладкие сцены, – из вас вышел бы хороший моряк. Вы не подвержены морской болезни.
– Но поэт воспевает не жизнь, а идеал!
Но какой же это идеал, – люди без желудка?
Человек с одними ушами и без желудка, – что-то вроде горбуновской анафемы[8], «у которой одна ноздря и спины нет».
Ростан[9], – после прошедшего незамеченным сборника стихов, – дебютировал «Романтиками».
Это останется лучшим произведением Ростана. Единственным произведением Ростана. Это было хорошо.
Влюбленная детская парочка, старая стена, старички-соседи, – во всем этом было много сентиментального.
Но автор рассказывал сентиментальные вещи так, как только и позволительно рассказывать их взрослому человеку, – с улыбкой.
С добродушной шуткой.
Он шутливо относился к сентиментальностям.
Но затем г. Ростан начал сентиментальничать всерьез.
От «Романтиков» веяло весной.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.