Дважды обрезанный. ВАДИМ Давидович Хавезон
о бы еще так понтовался на этой развалюхе…»
Старенькая лада «Самара» не могла держать скоростной режим с битком забитым салоном, но молодежь и не собиралась сдвигаться в правый ряд, чтобы пропустить движение. Водитель девятки шел неровно, болтаясь и вихляя из стороны в сторону, не то чтобы сильно, но на нервы действовал, козел. Я помигал ему дальним светом раз, другой, третий… Сигналить клаксоном смысла не было – всё он прекрасно видел, просто наглый и тупой юнец. До перекрестка оставалось еще добрых двести метров, и я придавил педаль газа, чтобы обойти девятку у самой разделительной полосы. Места было достаточно, да и дорогу здесь расчистили от снега совсем недавно.
«Девятка» резко вильнула влево, и чтобы не терануться об нее дверью, я довернул руль еще немного, совсем чуть-чуть, и прибавил скорости… да там и шестидесяти не было – «жигуленок» еле полз на сорока километрах в час, но моего «корейца» повело. На спидометр я и не смотрел, но спиной чувствовал, как растет скорость. Так бывает, когда теряешь контроль над машиной – кажется, что она разгоняется сама по себе, даже если идет уже боком поперек дороги.
Это потом следствие выяснило, что на том участке остался нерасчищенный кусок дорожного полотна – метров двадцать сантиметрового слоя льда, гладкого, как ледяная арена в «Крылатском». Я был там несколько лет назад, попал как раз на свежезалитый и отполированный лёд, – я такого больше никогда не видел: голубое зеркало, гладкое, влажное и такое… свежее, как утреннее небо. Но всё это потом – следствие, вопросы, ответы, показания, отчеты гибэдэдэшников, а тогда я почувствовал ужас и бессилие: машина не слушалась руля, педаль тормоза провалилась в пол, дорога стала поворачиваться вокруг меня, перед лобовым стеклом возник капот той самой «девятки», которую я обходил, потом и он уплыл назад и вправо. Из темноты выплыл киоск печати и понесся прямо на меня. Там тротуар, люди – я разглядел женщину, которая с ужасом смотрела на несущуюся к ней машину, мою машину. Я продолжал выворачивать руль, и он вдруг снова обрел способность влиять на движение автомобиля, видимо, участок с гололедом закончился. До тротуара с людьми оставались считанные метры, и я нажал на газ, чтобы компенсировать инерцию и проскочить мимо киоска и людей рядом с ним. Машина дернулась и меня вынесло на середину дороги… на пешеходный переход. Я только успел заметить, что он пуст, и уже вздох облегчения собирался вырваться с хрипом из моего горла, как глухой звук удара, а затем, как эхо, второй вернул меня к ощущению нереальности происходящего. Треснувшее лобовое стекло на секунду (две? три?) накрыла тень, потом тень медленно сползла и машину (уже остановившуюся и притихшую) качнуло. Только что с моего капота сполз сбитый мной человек.
Я вышел из машины, не закрыв за собой дверь. Меня качало, сухость во рту мешала двигать губами. Какая-то часть меня еще пыталась рефлексировать, смотреть на ситуацию и оценивать ее, но и у этой части с реалистическим мышлением было слабовато – на мгновенье мне показалось, что я в компьютерной игре: вот я вышел из автомобиля и должен совершить несколько правильных действий, а потом этот сюжет закончится, и всё пойдет своим чередом, я сяду в машину… Я подошел к человеку, упавшему с капота, он уже поднимался на ноги. Кажется, он кряхтел… или стонал.
– Давайте я вам помогу, – произнес мой персонаж и потянул руки к мужчине, который уже стоял, придерживаясь за мой капот.
Но мужчина отверг мою помощь, махнул рукой и, пошатываясь шагнул в темноту. Я тут же переключил внимание с него на окружающее пространство – чтобы обрести чувство реальности, мне требовалось больше информации: ударов было как минимум два.
Метрах в трех лежало тело. Чуть поодаль еще одно. Оба мужчины. Я шагнул к первому – ноги меня держали плохо, помню, как подогнулась левая нога, когда я перенес на нее всю тяжесть, чтобы поднять правую. Первый мужчина был в сознании, но голова и лицо в крови. Я приподнял его за плечи и поставил на ноги, он послушно встал. Мы подошли к машине, и я его посадил на заднее сиденье – ему нужно было в больницу. Я направился ко второму и тут только увидел, что вокруг собрались люди и услышал, как они говорят и даже кричат:
– Ты что наделал, гад!
– Да он пьяный, смотрите – на ногах не стоит!
Я подошел к лежащему на спине мужчине, он не шевелился, крови на нем не было, казалось он спит. Я наклонился, чтобы приподнять его. Я хотел отвезти его в больницу. Мне хотелось поскорее уехать отсюда, от этих людей, которых собиралось всё больше, они гудели, галдели. Передо мной всплыло усатое лицо мужика в очках:
– Не трогайте его. Я врач. Сейчас приедет скорая.
Я встал и тупо стоял, не в силах сообразить, что я сейчас должен сделать. Потом повернулся и пошел к своей машине. Подошли двое милиционеров, один представился, другой перегородил собой путь к машине. Начались вопросы…
Первый раз обрезание мне сделали, когда мне было 38. Фимоз штука малоприятная, особенно во время секса. С детства не люблю ходить по врачам, а тут решился. Кстати, о детстве и обрезании. Еврейским мальчикам делают обрезание на восьмой день после рождения. Понятно, что их об этом не спрашивают, но почему на восьмой день? Мне рассказывали, что есть разные версии. Больше всего