Женская верность. Сталинка. Татьяна Петровна Буденкова
аждый не сам по себе, а все ВМЕСТЕ и никому не дают пропасть. И ужас голодной смерти отступает. «Жить стало лучше, жить стало веселей», как тогда говорил великий вождь. Судя по повести, это было действительно так. Она настоящий документ времени и уже тем интересна.
А ведь автор, кажется, и не ставила перед собой сию грандиозную задачу – отразить эпоху. Эпоха появилась сама собой, подтверждённая многими биографиями рабочих людей, среди которых на первом месте были родственники и близкие знакомые Татьяны Петровны.
С достижением зрелого возраста она стала по-настоящему интересоваться своими корнями, родителями, бабушками и дедушками, и из такого естественного интереса и появилась эпоха. Пусть не всемирная, но по крайней мере красноярская, а разве нам, красноярским читателям, она не интересна? Потому и первое произведение начинающего автора вызвало у читателей самый неподдельный интерес.
В новой повести Татьяна Буденкова по-прежнему остается верна фактам истории, причём таким, которые знает досконально. Герои её сочинения отнюдь не сочинены. Это её ближайшие родственники, хорошие знакомые и соседи. И даже она сама на втором плане. Может быть, выдуманы какие-то мелкие детали (как без малейшей фантазии в художественном произведении?), но мне как читателю показались убедительными и достоверными все описанные в повести события, даже самые ужасные и несправедливые. Ведь все мы, советские люди старшего поколения, жили в той же самой стране и в то же самое время! Как тут не поверить?
В повести два плана. Один, более-менее связанный с судьбой самой Татьяны Петровны, относится к «сталинке» – послевоенной коммунальной квартире, удобной, с большими комнатами и высокими потолками (позже такие квартиры противопоставляли малогабаритным «хрущевкам», но в защиту последних всё же надо бы сказать, что людям просто было негде жить после войны, тем более, что в «сталинках» в каждой комнате жили по семье, а «хрущевки» были по большей части отдельные на каждую семью). В «коммуналке» была общая кухня и общие коммунальные удобства, которые поневоле сближали жильцов в быту. Там переплетались судьбы, возникали общие семейные тайны.
Квартирная тема наиболее близка автору. Ведь каждый персонаж имеет реальный прообраз, с которым никак не хочется расставаться даже иногда вопреки логике повествования. Это люди, прошедшие через огонь и воду событий, изменивших устои государства. Как расстанешься с ними? Тем более, что это и твоя биография.
И всё же, как мне кажется, главным и наиболее важным в повести стал второй план: история семьи Константина и Ольги-Евдокии Буденковых, с которой в конце концов и судьба самой Татьяны Петровны оказалась связана неразрывно. Её страницы самые главные в книге. Они обжигают, они кровоточат. Многие из них просто нельзя читать без содрогания. Такая вот жизнь – жестокая и несправедливая. И уже ничего нельзя поправить. Разве что помнить ошибки прошлого? И никогда не повторять их.
Особенно страшно, что всё рассказанное происходило на самом деле. И был такой геолог-бурильщик Константин Александрович Буденков. И его жена Ольга-Евдокия, которой пришлось всю жизнь прятаться в «чужой жизни», чтобы не потерять свою. Беда одного умножена на трагедию другой, потому они вместе и производят такое жуткое впечатление. Да, это действительно трагедия семьи. Одной из многих в нашей стране. А сколько их было? Но это уже статистика. Мы не будем её касаться, хотя должны помнить всегда. Таким историям не должно быть места на нашей земле.
Наша книга – тоже история. Только история со счастливым концом. Но ведь у нас теперь совсем другая страна. И другие герои. И как говорит в заключение автор, «кажется, жизнь завершает какую-то пьесу. Со сцены уходят одни действующие лица. Им на смену приходят другие… Наверное, так и должно быть. Меняются поколения, а жизнь продолжается». Всё правильно. Но ведь это мы – старшее поколение, которое уходит. И уходя, мы говорим тем, кому передаем эстафету: «Будьте бдительны!»
Владимир ЗЫКОВ,
Член Союза российских писателей,
Заслуженный работник культуры России
Глава 1
Коммуналка
Красноярская осень тысяча девятьсот сорок первого года запомнилась жителям не золотом листвы, а серыми стёгаными фуфайками на женских плечах. Мужчины ушли на фронт. Опустели улицы, притихли скверы. Город замер, будто исполинский медведь, готовясь подняться во всю свою мощь. По первому снегу, к середине октября, из прифронтовых западных районов страны стали прибывать составы с укреплёнными на платформах станками и другим оборудованием эвакуированных заводов. Их сопровождали специалисты, имеющие бронь, а с ними их семьи. Холодной и промозглой сибирской осенью вопрос с жильём стоял, что называется, ребром. И без того плотно заселённые коммунальные квартиры уплотнили. Потеснились как смогли. Те, кто не устроился на квартиру, выкопали себе землянки. И на берегу Енисея вырос «Копай-городок». Постепенно землянки стали обрастать верхними надстройками, хлипкими и холодными. Кто-то рассчитывал сразу после войны вернуться в родные места, кто-то надеялся получить жильё тут. В это тяжёлое время люди строили планы на будущее, потому что никто не сомневался: