Красное одиночество. Павел Веселовский
>
Алексей Барон,
Писатель-фантаст, доцент СФУ.
От автора
Если вы любите научную фантастику, то мы с вами – одной крови. Мои детство и юность подсвечены сиянием страниц «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова, «Лунной радуги» Сергея Павлова, «Бремени равных» Вячеслава Назарова. Позже пришли Стругацкие и Лем, Желязны и Бестер, Хайнлайн, Брэдбери, Саймак и многие другие. Это – координаты, в которых легко вычисляется формула НФ: жажда нового, бесконечность Вселенной, радость загадки и вера в силу разума. Я старался соответствовать этим критериям; насколько успешно – решать, конечно же, вам.
Эта книга была бы намного хуже без деликатного, но глубокого руководства Евгения Мамонтова, замечательного литературоведа и отличного прозаика. К счастью, Евгений Альбертович не поклонник фантастики, поэтому его критика всегда была особенно беспристрастна. Спасибо за это и за прекрасные лекции!
Благодарю Рустама Карапетьяна, чудесного детского писателя и поэта, коллегу и одноклассника – за точные замечания по сюжетам и стилистике. За поддержку и советы по книгоизданию. И за дружбу, конечно. Домо аригато!
Большое спасибо Елене Жариковой за многочисленные и меткие комментарии по языку!
Фантастический Александр Краснов умудрился поверить в мою книгу и сделать действительно классные иллюстрации. Скажи мне кто-нибудь такое лет десять назад, я бы не поверил – ведь Саша некогда оформлял русские переводы К.Саймака и М.Успенского! Нет, я до сих пор не верю…
А если бы не Михаил Стрельцов и его неуёмная энергия, этот сборник ещё долго не увидел бы типографского света. Может быть, Красноярск пока не столица российской фантастики, но благодаря Стрельцову мы гораздо ближе ко МКАДу, чем многие другие. Книгоиздание – нелёгкий труд, и я искренне желаю Мише непрерывного успеха!
И что бы я делал без своей супруги Марии, чьё бесконечное терпение и поддержка вдохновляли меня на новые идеи и кропотливую работу? Именно ей с удовольствием посвящаю эту книгу.
Павел Веселовский
Тёплый ласковый дождь
Толстощёкая Марта протянула руку и осторожно взяла жука за усики. Жук вздрогнул и приоткрыл свои рыжие, с серебряными прожилками крылья – но не укусил. Он был плотный, тяжёлый, почти как мышь – этот весенний глупый жук. Марта поднесла его к лицу и подула на брюшко. Жук замер, словно бы наслаждаясь теплом дыхания; сложил лапки, расслабил мощные челюсти… Марта улыбнулась, отчего на щеках у неё обозначились те самые ямочки. Мать всегда говорила, что Бог не дал дочери ума, зато обильно наградил полезными выпуклостями и впадинами. Мысль о матери, как всегда, пробудила в Марте тревожное, необъяснимое удовольствие – и вместе с тем боль. Она легко прослезилась, и вдруг неожиданно чихнула. Жук, оскорблённый таким обхождением, немедленно вцепился ей в палец.
– Ах ты ж… – прошипела Марта и стряхнула насекомое на песок; ловким, сноровистым движением прибила его тыльной стороной рыхлителя. Брызнул оранжевый сок, и раздавленный жук остался лежать на грядке, все ещё дрыгая одной – наверное, самой жизнелюбивой – ногой.
– Марта! – донёсся из дома сердитый окрик, – где томаты, дура?
– Несу-у! – звонко откликнулась девушка, подхватывая с земли эмалированный таз, полный крупных, с человеческую голову плодов. Не стоило сердить хозяйку, когда речь шла о закатке зимних кувшинов. Погладить фартуки с морщинкой, недосыпать соли в пюре, даже задержаться из клуба вечером – всё прощалось; но маринованные томаты на зиму – это святое.
На кухне остро пахло приправами и уксусом. Ядвига, в забрызганном фартуке и самотканых ботах, хмурилась у разделочного стола, небрежно перебирая корреспонденцию. Голубые конверты фабричных прокламаций, розовые рекламные буклеты, приглашения на митинги… Сухие, изъеденные кислотой пальцы привычно шелестели плотной бумагой, отправляя ненужное в корзину. Вдруг рука женщины дрогнула – бледно-синий конвертик был такой же, как все, если бы не крупная гербовая печать синего сургуча: скрещённые мечи поверх толстобрюхой, карикатурно уродливой бомбы. Это было письмо с фронта.
Марта тоже увидела этот конверт и теперь стояла тихо, влажными испуганными глазами глядя на хозяйку. Та бросила короткий взгляд на девушку, поджала губы и сломала печать. Что-то булькало и чмокало в кастрюлях, надсадно сипел чайник с кипятком.
Невзрачный листок разворачивался долго, пальцы не слушались Ядвигу. Она спустила со лба на нос старые, поцарапанные очки и принялась читать про себя, шамкая бледными губами. Вот она дочитала до конца, облизнула губы, встряхнула листок и, словно бы не доверяя себе, вернулась к началу. Марта стояла, тяжело дыша и слабея, с мольбой и страхом поедая глазами письмо. Прижимала таз к животу, словно бы держась за него. Наконец, Ядвига опустила руки и перевела взгляд на девушку.
– Ну?! – почти простонала та, – да или нет?
– Завтра вечером, – сухо и коротко ответила Ядвига.
Таз с жестяным звоном грохнулся о пол, и спелые томаты, подпрыгивая и лопаясь, покатились под ноги хозяйки.