Сердце Арктики. Михаил Шторм
овместительству). Они сами и все вокруг них пропахло розовым маслом и сандаловым деревом. Это Индия, парень, сказал себе Быков, привыкай. Тут на каждом шагу или благовония, или просто вонь, выбирай, что хочешь. А если ничего не хочешь, то все равно нюхай, потому что другой такой пахучей страны не найти.
Вздохнув, Быков принялся собираться на занятия. Солнце уже встало где-то за горами, но в долине еще лежала густая тень, окрашивающая все в сумрачные тона. На веранде сидел мангуст и деловито потрошил пакет с мусором. Вместо того, чтобы топнуть ногой или швырнуть в наглеца чем-нибудь увесистым, Быков посюсюкал с ним и бочком пробрался мимо. Датчанина из бунгало напротив недавно тяпнул такой зверек, так ему прописали по три укола в день и запретили алкоголь на целый год.
Не повезло бедняге. Отправляясь в Индию просветляться, Быков отдавал себе отчет, что медитации и спиртное совмещать не удастся, но три недели – это вам не год. Три недели как-нибудь потерпим.
Ашрам, в котором пребывал Быков, был лишь одним из десятков подобных, что раскинулись у подножья Гималаев в окрестностях городка Ришикеш. Люди приезжали сюда со всех концов света: кто за космическими знаниями, кто за мистическими озарениями, а кто и просто для смены обстановки. Каждому человеку необходимо время от времени выбираться из привычной колеи, чтобы увидеть себя и окружающий мир другими глазами. Ради новых впечатлений Быков был готов вставать в пять утра, распевать мантры, медитировать в позе лотоса, дышать ноздрями поочередно и совершать прочие безрассудства. Поначалу с непривычки было трудно, но все это окупалось ощущением свободы. Ни тебе «Вайбера», ни «Фейсбука», ни даже электронной почты. Интернет – йок, мобильная связь – йок, разговоры о политике строго-настрого запрещены.
Только возвышенные мысли, только сосредоточение и концентрация. Уже на третий день такой духовной диеты ощущались изменения в сознании. Ты как бы заново открывал свое «я» и должен был решить для себя, как жить с этим «я» дальше.
Наблюдались и чисто внешние изменения. За двадцать дней Быков очень похудел, подтянулся и отрастил усы, делавшие его похожим на мексиканского бандита, особенно в сочетании с пушкинскими кудрями и бакенбардами. В глазах появился блеск, и, даже если он был вызван исключительно недоеданием, Быков не мог не отметить, что стал моложе – если не он сам, то его отражение в зеркале.
В Ришикеш он, как и все, прибыл с ковриком для йоги, был обсчитан таксистом на десять долларов и высажен перед подвесным мостом, таким древним, что хотелось написать завещание или произнести прощальную речь перед тем, как ступить на эту ржавую конструкцию. Внизу на речных камнях сидели смуглые мальчишки, готовые выловить из воды каждую монетку, брошенную туристами. С облегчением ступив на твердую землю, Быков увидел дорожный знак с перечеркнутым слоном и прочитал надпись: «Осторожно, дикие слоны. Не выходите на это место дороги около пяти часов утра». Под табличкой сидела черномордая обезьяна размером с небольшого медведя и меланхолично чавкала бананом, который держала в руке на манер эстрадного микрофона.
Таких обезьян, и других – рыжих, агрессивных – Быков повидал немало, когда прогуливался по окрестностям либо искал хотя бы захудалый магазинчик, чтобы купить антимоскитные причиндалы, фонарь и позабытый в общем душе шампунь.
На прогулки, кстати, времени оставалось не так уж много. Световой день был коротким. В шесть вечера становилось темно, как ночью. Не очень-то погуляешь, учитывая, что в Индии водятся опасные хищники или, как предупреждали знаки, дикие слоны.
Один раз Быков перебрался на другой берег Ганга, чтобы побывать в городской части Ришикеша с его ресторанчиками, магазинами, интернет-кафе и прочими прелестями цивилизации. Все было наводнено паломниками, которым непременно нужно было окунуть пальцы в святые воды, купить четки или сделать селфи на фоне скелетоподобного аскета, стоящего хоть на одной ноге, хоть на голове. Пока Быков прогуливался у реки, ему раз пять ненавязчиво напомнили, что она порождена самим Шивой и олицетворяет его жизненную силу. Индусы говорили о ней в женском роде – как о Ганге – и, вместо того чтобы рыбачить на ней, кормили рыб, бросая им корки и огрызки, что считалось здесь добродетелью.
После того случая Быков предпочитал одинокие походы вверх по течению, двигаясь вдоль каменистого русла Ганга. Он непременно брал с собой верный «Никон» с кофром, полным сменных объективов и фильтров, потому что по-прежнему зарабатывал фотографическим мастерством. Попытка переквалифицироваться в телевизионного оператора, похоже, не увенчалась успехом. После того как Быков с товарищами попали в переплет и репортажи о «Летучем голландце» сгорели во льдах Антарктиды, их больше не приглашали поучаствовать в подобных проектах.
Жалел ли Быков об этом? Ну, скажем так: его профессиональное самолюбие было задето. Однако больше всего его удручал тот факт, что он потерял связь с Александром Брином, с которым пережил массу головокружительных приключений. Телефон товарища упорно не отвечал, утверждая, что абонент недоступен и раз за разом предлагая перезвонить позже. Другими координатами товарищи как-то не додумались обменяться. Поиски же в интернете тоже не дали результатов. Александр не числился