Самодур. Иван Горбунов
/p>
Даша, их дочь.
Татьяна Матвеевна, жена их сына.
Бабушка, мать Балясникова.
Племянники Балясникова.
Абрам Васильевич, бывший главный приказчик.
Зоя Евграфовна, мещанка, друг дома Балясниковых.
Иван Прохоров, приказчик.
Сергей Ильич.
Петр Савич Рассыпной.
Калин Власов, подрядчик.
Майор Карташев.
Кухарка в доме Балясниковых.
Подруги Даши, девушки, гости разного звания,
официанты.
Действие происходит в доме Балясникова.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
(На сцене – гостиная).
ЯВЛЕНИЕ I
Зоя Евграфовна (отворяет двери).
Можно грешной душе в рай войти? Здравствуй, Авдотья Алексеевна! (Целуется). Здравствуй, красавица ты моя! (целуется). Верно, уж не ждали меня – не чаяли.
Авдотья.
С диву мы дались, куда ты только это запропала.
Зоя Евграфовна.
В Киеве, голубушка моя, была, в Киеве. Невступно два года путешествовала. Ну, уж матушка, сподобилась! Этакого, можно сказать, благолепия…
Авдотья.
То-то не видать тебя было. А у нас без тебя тут…
Зоя Евграфовна.
Что?..
Авдотья.
И!.. Хуже чего быть нельзя… все врассыпную пошло! При тебе мы Семена-то Данилыча женили, аль нет? Нет, тебя уж не было.
Зоя Евграфовна.
Без меня, матушка, без меня.
Авдотья.
Ну вот, голубка, женили мы его; годик он пожил у нас с молодой-то супругой, да убег… Невтерпеж, вишь, ей жить стало. Да оно и правда: не всякая может по здешнему безобразию, надо дело говорить.
Зоя Евграфовна.
Батюшки!
Авдотья.
Да, к матери его и увела, теперича у тещи живут. И прежде у нас в доме каранболь был, а теперь хошь святых вон понеси.
Зоя Евграфовна.
Вот так оказия!
Авдотья.
Сам-то лютей волка стал! День-деньской ходит, не знает – на ком зло сорвать. Кабы Егорушки не было, беда бы нам всем пришла; тот хоть своими боками отдувается, до полусмерти парня заколотил.
Зоя Евграфовна.
Кто это Егорушка?
Авдотья.
А сиротка тут у нас живет, племянник, покойника Пантелея Григорьича – брат нашему-то будет – сыночек.
Зоя Евграфовна.
Знаю, матушка, знаю; я к покойнику-то хаживала. Ведь у него и дочка еще была.
Авдотья.
Лушенька. И та у нас. Мать крестная в пансион ее к мадаме отдавала на выучку. Только, матушка ты моя, померла она, а Данила Григорьич денег не захотел платить, ее оттедова назад к нам и оборотили. Эдакая-то раскрасавица, эдакая-то ангельская душа!
Зоя Евграфовна.
И покойник-то был: эдакого, кажется, доброго, человека…
Авдотья.
А как ему, голубушка, помирать-то не хотелось, как он плакал-то!.. Деток-то ему жалко было. – Брат! нашему-то говорит: коли Бог меня приберет, не бросай моих сироточек. А тот: видишь, говорит, Владычицу? Хошь со стены сниму ее, матушку? Все одно: твои дети – мои дети. С места мне не сойти! А покойник-то залился слезами: ну, говорит, детушки, почитайте дядю все одно – меня. А уж какая, матушка, у нас жизнь, какая мука-то мучинская!..
Зоя Евграфовна.
Говорили тогда, что сам после покойника-то попользовался.
Авдотья.
Было! С прикащиком своим, Абрамом Васильичем, они все дела обделали, ни синя пороха малолетним-то не оставили. Много греха на ихней душе, много, голубушка, ах, много! Да то ли еще у нас, как тебе рассказать… Ведь у нас скоро сватьба.
Зоя Евграфовна.
Сватьба?!
Авдотья.
Как же, матушка, сватьба. Ерцогиню свою мы за маиора просватали.
Зоя Евграфовна.
Да полно!
Авдотья.
Как есть маиор… значительный.
Зоя Евграфовна.
Вот гром-то гремит не из тучи! Скажите пожалуйста!
Авдотья.
Теперь