Кутузов. Леонтий Раковский
на земле, гяур молит тебя о милости: он голоден, как собака». – «Накормить его!» – «Средоточие разума, гяур страдает от жажды, как ишак». – «Напоить его!» – «Прибежище справедливости, гяур замерзает от стужи, как муха». – «Одеть его!»
Что бы они там ни говорили, а рейс-эфенди вернулся с султанским фирманом, разрешающим принять русского посла.
И тотчас же поставили столы.
Кутузов обедал только с великим визирем. Остальные – за другими столами. Во время обеда царскую грамоту держали в руках попеременно дворяне посольства.
После парадного обеда двинулись в сераль.
На полдороге посол должен был облачиться в шубу. Для этого ставилась простая скамья, которую турки насмешливо прозвали «скамья поварят». Но, подойдя к скамье, Михаил Илларионович увидал, что рядом с ней стоит табурет, покрытый богатой золотой парчой. Хитрый Мурузи со сладенькой улыбочкой сказал его высокопревосходительству, что этот табурет поставлен по приказу самого султана из особого уважения к Кутузову.
На русского посла надели соболью, крытую золотой парчой шубу, на советника, маршала, секретаря посольства и полковника Барония – горностаевые. Остальным чинам посольства дали парчовые кафтаны.
Турки надевали на послов и свиту шубы с длинными рукавами и, вводя к султану, держали послов под руки, чтобы гяуры не смогли напасть на султана. Сопровождавшие русских капиджи-баши не поддерживали никого под руки, а только шли, чуть дотрагиваясь до их рукавов.
В дверях аудиенц-залы бостанджи[23] держали в руках великолепные дары царицы султану. Сияло золото и бриллианты.
Кутузов вошел вслед за драгоманом Порты в большую залу. Она была вся увешана дорогими малиновыми, шитыми золотом коврами. В центре ее у стены стоял великолепный, весь усыпанный драгоценными камнями трон. На нем сидел плотный человек с длинной черной бородой и живыми карими глазами. Он выделялся среди своих разряженных сановников не только простотой одежды, но и умным лицом.
Кутузов поклонился Селиму III и, встав на свое место, начал говорить.
Султан внимательно слушал его, кивая головой.
Когда русский посол окончил, Селим III что-то громко сказал великому визирю.
Драгоман перевел его краткое ответное слово.
Кутузов выслушал, поклонился и вышел из залы.
Так делал князь Репнин, так повторили и в этот раз.
Аудиенция была окончена.
Кутузов остался доволен приемом: Селим III принял его с таким почетом, с каким не принимал ни одного иноземного посла.
Султан не позволил русскому послу ждать перед сералем великого визиря, он не посадил Кутузова на унизительную «скамью поварят».
Вот-то надуются сэр Энсли и его приспешники!
В этот же вечер Михаил Илларионович написал письмо домой, в котором так изобразил свой визит к султану:
«На аудиенции велел делать мне учтивости, каких ни один посол не видел.
Дворец его, двор его, наряд придворных, строение и убранство покоев мудрено, странно, церемонии иногда смешны, но все велико, огромно, пышно и почетно. Это
Бостанджи – солдаты дворцовой охраны.