Кутузов. Леонтий Раковский
возраста урок тактики, а потом должен был заняться срочными вопросами. Главный казначей корпуса давно ждал директора с отчетами и требованиями. Инспектор классов майор Клингер принес списки неуспевающих кадет. И Михаил Илларионович вызвал к себе своего помощника, подполковника Ридингера, – хотел обсудить с ним, не лучше ли разделить кадет не по возрастам, а по ротам, как практиковалось раньше.
Михаил Илларионович беседовал с Ридингером, когда полицеймейстер корпуса подполковник Андреевский попросил разрешения войти в кабинет. Андреевский сегодня был чем-то озабочен, расстроен. Михаил Илларионович приготовился слушать рапорт полицеймейстера о том, что вновь какой-либо каптенармус запил или проворовался.
– Что случилось? – не очень ласково спросил Кутузов, недовольный тем, что Андреевский лезет с ерундой.
– И-императрица умирает! – заикнулся никогда не заикавшийся подполковник.
– Как умирает? Кто сказал? – изумился Кутузов.
– Все говорят. Я только что проезжал мимо Зимнего. У дворца полно экипажей.
– Как же так? – все не верил Кутузов. – Вчера был малый эрмитаж[28]. Я видал императрицу. Она шутила над Львом Александровичем Нарышкиным, что он боится смерти. Получили известие, что скончался сардинский король, а Нарышкин высчитал, будто король его ровесник, и скис.
– А сама императрица разве не боялась смерти? – спросил Ридингер.
– Нарышкин так и спросил у нее, а ее величество говорит: «Не боюсь. И хочу, чтобы при моем последнем вздохе были бы улыбающиеся особы, а не такие слабонервные, как вы, Лев Александрович!»
– Вот храбрилась, а сегодня умирает, – вздохнул Андреевский.
– А что же с ней случилось? – не мог примириться с такой новостью Михаил Илларионович.
– Кондрашка. Утром была здорова, занималась делами, а потом вышла, простите, в уборную и там упала…
Все сидели ошеломленные случившимся.
– Храповицкий мне рассказывал, – прервал молчание Кутузов, – когда императрице исполнилось шестьдесят лет, он пожелал ей прожить еще столько же, но Екатерина возразила: «Еще шестьдесят лет не надо – буду без ума и памяти, а лет двадцать проживу!» И хоть чувствовала себя хорошо, но не угадала: прожила не двадцать, а только восемь…
– Человек предполагает, а бог располагает, – вздохнул Андреевский.
– Да, Сумароков верно сказал:
Время проходит,
Время летит!
Время проводит Все, что ни льстит,
Счастье, забавы,
Светлость корон,
Пышность и славы —
Все только сон…
– продекламировал Михаил Илларионович.
Кутузову было жаль Екатерину: она всегда так хорошо относилась к нему, ценила его, называла «мой Кутузов». Оба раза после его тяжелых ранений императрица Екатерина принимала в Михаиле Илларионовиче большое участие.
Остаток дня был омрачен этим печальным известием, которое не выходило из головы. Чтоб хоть немного рассеяться,
Малый эрмитаж – неофициальный прием у императрицы.