Бульвар. Александр Ю. Андреев
Картина I
Полная тьма. Из нее на свет выходит Участковый.
УЧАСТКОВЫЙ. Про эту историю стали уже позабывать в нашем славном городе Нижнезапойске. А недавно еще не было, наверное, квартиры, да что – квартиры, не было скамейки на Бульваре, где б ни шушукались об этом деле. Но потом все успокоились, особенно после того, как я, здешний участковый-уполномоченный, согласился дать интервью по нижнезапойскому телевидению. Там я высказал мою правильную точку зрения, что все случившееся не случилось, а было обманом зрения и слуха в результате прохождения Земли сквозь космическое спиртовое облако. Причем облако это оказалось особенно густым в районе Нижнезапойска. Это вызвало различные обманы зрений и слухов у различных граждан нашего города, и в том числе вызвало пропажу памятника писателю Гоголю с глаз граждан. Это явление научно подтвердила известная бомжиха Люська, ранее кандидатка наук, оказавшаяся в ту субботу в самом центре спиртового облака из космоса. И теперь, когда неправильные точки зрения больше уже не возникают, можно вспомнить про этот случай, который, по космическим законам, мог произойти только в Нижнезапойске.
Участковый уходит. Зажигается тусклый фонарь на Бульваре в Нижнезапойске. Сидящая в кресле фигура памятника тонет во тьме; на пьедестале видна надпись: Н. В. Гоголь. На скамейке, на куче тряпья, спит Люська. Входят Лялька и Солохина.
ЛЯЛЬКА(кричит). Мама, мечта всей жизни сбывается! Уже завтра! У меня свое кафе на Бульваре! Стой здесь, я зажгу еще разочек подсветку! Я такая счастливая, мама!
Лялька убегает.
ЛЮСЬКА(подымает голову). Чего орать-то, если счастливая? От счастья тихо бывает… как в пустой четвертинке… когда вторая про запас есть.
СОЛОХИНА. Прости, девонька. Меня Аленой Дмитриевной зовут, а тебя?
ЛЮСЬКА. Люська я.
СОЛОХИНА. Видишь, Люся, дочь моя решила предпринимателем быть, во что б ни стало: завтра тут кафе свое открывает – в моей квартире, правда. А крик – это для уверенности, что счастье у нее. Она, когда замуж выходила, так же кричала.
ЛЮСЬКА. И как, помогло?
СОЛОХИНА. Да уже развод… А вот и вывеска! Глянь, как придумано-то! Мысль какая!
Неподалеку подсвечивается вывеска: «Кафе-Бар. Моголь у Гоголя».
ЛЮСЬКА. «Моголь у Гоголя»? (Кивает на памятник.) В смысле, раз уж тут – Гоголь…
СОЛОХИНА. …то все захотят гоголь-моголь! Народ так и повалит, ясное дело.
ЛЮСЬКА. Гоголь-моголь – с коньяком хорошо… Готовить-то кто будет?
СОЛОХИНА. Сама думает желтки взбивать. Кредитов набрала, судомойку наняла, а вот с официантом незадача: на мужа понадеялась, а он, вишь, на саксофоне играть хочет.
ЛЮСЬКА. И от этого развод?
Вбегает Лялька.
СОЛОХИНА. С утра вроде был развод. (Ляльке.) У нас как – развод?
ЛЯЛЬКА(радостно). Развод, развод! Дармоедов не держим!
ЛЮСЬКА. А дармоед что говорит?
ЛЯЛЬКА. А у дармоеда – последняя отсидка с ребенком. Сейчас получит последний бутерброд, и – на выход! Мама, идем, у нас с тобой новая жизнь!
СОЛОХИНА. Это точно: теперь с ребенком – одна я. Спокойной ночи, Люся.
Лялька и Солохина уходят.
ЛЮСЬКА. И вам. (Одна, укладывается.) Гоголь-моголь – это полезно. Будет куда сбегать по нужде на халяву. А что: я – от Алены Дмитриевны, и все тут… (Засыпает.)
Слева трусцой в пиджачном костюме вбегает Гиацинт, продолжает бег на месте и говорит по телефону.
ГИАЦИНТ(в ярости). Ты что – тупой?! Почему у Гоголя темно?.. Я же ясно сказал: у Догната Перегнатовича – пробежка!.. Кто-кто приказал?.. И что, Догнат Перегнатович будет бегать в потемках?!.. Так: экономить ты будешь в своем сортире, когда я тебе задницу на бефстроганов нарежу!.. Как? Мелко нарежу – не сядешь, и лампочка не понадобится!.. Что?!.. Да выруби хоть весь город, а на Бульваре чтоб свет был!
Свет разгорается. Слева трусцой в спортивном костюме вбегает Полнокреслов; продолжает бег на месте.
ПОЛНОКРЕСЛОВ. Как прекрасно освещен наш город, Гиацинт! Как это уместно!
ГИАЦИНТ. Очень уместно, Догнат Перегнатович.
ПОЛНОКРЕСЛОВ. Бульвар просто залит огнями! Но, кажется, в окнах совсем нет света?
ГИАЦИНТ. Кажется, нет.
ПОЛНОКРЕСЛОВ. Да-а, спят уже люди, спят себе. А я все работаю, работаю – для них.
ГИАЦИНТ. Вы совсем себя не бережете,