Синдром мотылька (сборник). Ольга Литаврина
й памяти – здесь все это всего лишь обычный рабочий момент. Если б не его лицензия, пришлось бы мне возвращаться в покинутую (помимо воли) 36-ю больничку.
Или еще хуже – в медблок СИЗО!
Хотя уникальный документ – послание Анжелки Янович – полностью снял с меня подозрение в убийстве моего коллеги Дениса Забродина и вновь сделал обычным гражданином с соответствующим анамнезом в истории болезни…
Конечно, придя в себя, я ринулся, было, узнать о судьбе Янки и помочь ей – но куда там!
Ероха рассказал, что, невзирая на поднятый СМИ скандал вокруг этого происшествия, даже ее тела, как это ни странно, так пока и не нашли в Москве-реке. Как в рассказе Бунина: дыхание ее горькой любви случайно донеслось к нам из ее детства – а потом бесследно и легко растворилось в сыром воздухе поздней московской осени.
И только мы с Вэном могли помянуть ее – так же как Заброду, как Златовласку и Стаса, там, на скамье под старыми елями, возле стола, где сквозь любую краску проступали неистребимые наши инициалы…
А дальше потянулись «сроки реабилитации» – длинные дни и бессонные ночи, изматывающие мучительными вопросами. Почему именно Деньке, Денису Забродину, выпала столь нелегкая судьба? Почему так отчаянно запуталась жизнь умненькой и хорошенькой девочки, с детства тянувшейся к солнцу, как цветок шиповника под грязным забором? Почему во всем этом так безнадежно увяз я? Почему в моей жизни опять появилась Иринка Забродина, наконец?
Ответов не находилось, я увязал в этом все глубже и, наверно, совсем бы пропал, и тогда Венька придумал способ отвлечь меня от подступающей «душевной комы». Он поручил мне разобрать свои архивы. В книжных шкафах его кабинета хранились творения пациентов – рисунки, картины и даже литературные опусы.
Сначала работа эта показалась мне довольно скучной и рутинной, но неожиданно попавшая на глаза рукопись заставила ощутить себя в гуще увлекательного расследования. Только криминал здесь таился от мира в человеческих душах, а потери и утраты оставались невидимыми и казались поначалу не смертельными.
Правда, только поначалу…
Глава 2
Общая тетрадь
Я держал в руках толстую, несколько потрепанную общую тетрадь, на обложке которой крупными буквами было начертано: «Синдром Майкла Джексона».
Сначала я и не знал, кто таков, этот Венькин пациент – Вадим Волокушин. Потом вспомнил…
Привожу записи Волокушина дословно. Что это – письмо, заметки, последняя исповедь? Во всяком случае – интересный человеческий документ, так сказать, попытка исповеди. Или сеансов психоанализа в разговоре с гипотетическим собеседником. Ясно одно – мне уже не оторваться от них, пока не дочитаю до конца.
Итак:
…Шесть доз. Осталось шесть доз. Ровно на шесть дней обычной жизни. А связной все еще вне зоны доступа. Если не выйду на другого – я приговорен.
Как странно! Как будто бы я инвалид, раковый больной, «спидник», наконец! Причем в самой тяжелой, запущенной форме. И это я – преуспевающий деляга пятидесяти лет от роду. Два раза в год я восстанавливаюсь в Европе, занимаюсь в самом престижном московском фитнесе. Словом, выгляжу так, что на сайте «Одноклассники» меня опознали все бывшие первоклашки. Те, кому на выпускном мы – старшеклассники – раздавали подарки!
И только ты, Венич, друг мой Ерохин, знаешь почти все. Это у тебя я втайне от всех проходил последний курс реабилитации.
Правда, ты поверил, что курс мне помог. А это значит, что ты знаешь уже не все. А значит, все знаю только я сам. И эту писульку ты, друг, не показывай ни моей жене, ни дочуре. И вообще – постарайся оформить сердечную недостаточность, ладно? Не нужно бросать тень на них – тех, за кого я намерен отвечать до конца. Да и на деле это вряд ли скажется безболезненно. Пойдут проверки, наедут инспектора, а мой заместитель еще не оперился, только начинает входить в дело, – глядишь, струхнет, да и подастся в бега. Закроется объект, люди лишатся куска хлеба, а картины моего любимого «мазилки» так и не достанутся людям – мы ведь уже почти сдаем картинную галерею художника Воронина. Помолюсь напоследок, чтобы все закончилось благополучно…
Венич, ты, конечно, возразишь, что если не хочешь неприятностей, не надо на них нарываться. А надо приложить все силы, заехать к тебе, нажраться витаминов, стиснуть зубы – умру, так умру, а нет, так выгребу!
Если не смогу найти другого связного, наконец!
Вот поэтому, господин Ерохин, я и начну обо всем по порядку. Пусть твою занятную «библиотечку» пополнит еще одна «история болезни». Мне кажется, не первая и не последняя. А мне теперь спешить некуда. Официально я в командировке, все распланировано на десять дней вперед. А вот где отсиживаюсь по факту – не пишу даже тебе. Спасать меня не нужно. Видно, пришел мне срок дать кому-то ответ за мою непутевую жисть!
А с тобой, Венич, я буду уже всегда. С тобой и с твоим делом! Не знал, что такие бывают. Встретиться бы нам раньше! Но ты всегда говорил, что в жизни нет ничего случайного. Так что – лучше поздно, чем никогда. Если сможешь, поддержи морально моих на