Аквариум как способ ухода за теннисным кортом. Всеволод Гаккель
и, что в какой-то момент я решил, что их непременно нужно сохранить, поскольку память уже отказывалась их удерживать. Но жизнь оказалась настолько скоротечной – не успеваешь отслеживать и анализировать происходящее.
Меняется темп, меняются твои собственные оценки. Порой абсолютно исчезает смысл того, чему ты еще какое-то время назад придавал значение. Но самое грустное, что некоторые события этой повести потеряли смысл, потому что уже нет в живых их участников.
Нет смысла и в самом этом опусе. Мы всю жизнь пребываем в иллюзиях и придаем значение фактам, которые по прошествии времени теряют свою актуальность, а на поверку имеют значение только для нас самих. И может быть, было бы мудрее давать этим событиям стираться из нашей памяти и избавлять других от наших оценок – как остались за кадром некоторые факты, которым не придаешь значения или умышленно их опускаешь.
Но один раз это уже было мною сделано и стало достоянием истории. И теперь не имеет смысла что-то менять в этой книге. За это время произошло столько всего, что впору писать продолжение, но на это я уже не отважусь. Оказывается, писать о себе не просто неблагодарное и не очень умное занятие, но еще и достаточно рискованное.
Ты не знаешь, зачем пишешь, и когда делаешь это в первый раз, то не знаешь, как закончить свое повествование, потому что это не придуманная история, это твоя жизнь. Но в какой-то момент ты все-таки должен закончить – и в результате фиксируешь этот самый момент, какую-то конкретную ситуацию и какое-то состояние. И получается, что именно эту ситуацию, которая тебе кажется вполне стабильной, ты ставишь под удар.
Но говорить об этом дальше нельзя – я могу не остановиться и начать другую историю. Но похоже, я ее уже начал…
Рано или поздно любого человека посещает мысль написать воспоминания. Это верный признак приближающейся старости. У каждого из нас она наступает в разное время, и, наверное, у меня она наступила раньше, чем у других. Все же основным побуждением взяться за «перо» оказалось желание проанализировать историю группы, в которой мне довелось играть, сопоставить ее с тем периодом, который я наблюдаю в течение вот уже десяти лет, и по возможности выявить ошибку, что закралась в схему, которая казалась мне идеальной. Но конечно же, это мои субъективные ощущения. Я не вел дневник, и, наверное, что-то не будет совпадать с хронологией событий, однако я попытаюсь вспомнить, как все происходило, хотя некоторые вещи уже стерлись из памяти. Я приношу извинения моим друзьям, которые будут появляться здесь по ходу повествования, если я что-то неправильно вспомнил или кого-то забыл.
Часть первая
Глава первая
Я вырос в очень открытой и гостеприимной семье. Моей матери Ксении Всеволодовне сейчас 83 года, и она по-прежнему живет со мной. Все эти годы мы с ней почти не расставались и сумели сохранить дружеские отношения. Она имела несчастье родиться за год до революции. Это произошло в имении ее дедушки Константина Павловича Арнольди в Курской губернии. (Имение не сохранилось, однако сельскохозяйственная школа, основанная моим прадедушкой, до сих пор носит его имя.) Ее мать, моя бабушка Мария Константиновна, познакомилась с дедушкой Всеволодом Рудольфовичем Молькентином в поезде, по дороге из Парижа, где она училась в университете. Он был офицером и в 1919 году, верный присяге своему царю и отечеству, был вынужден оставить свою семью и, отступая с Белой армией, оказался в Париже. Бабушка же осталась в России с тремя детьми без крова и средств к существованию. Она преподавала французский язык и через несколько лет, не имея возможности прокормить детей, отправила дочь Ксению в Рязань к своей сестре Лизе, а сына Костю – к родственникам мужа в Ленинград. Через некоторое время Ксения тоже присоединилась к брату в Ленинграде и поступила в Педагогический институт, а вскоре к ним приехала и их мать. О своем отце они не имели никаких известий. Мама получила диплом преподавателя французского языка в июне 1941 года и сразу же поступила в армию на службу в ПВО. Так они с бабушкой и прожили первую зиму блокады.
Мой отец Яков Яковлевич родился в 1901 году. Он закончил географический факультет Университета и всю жизнь проработал океанографом в Институте Арктики и Антарктики, участвуя во всех высокоширотных экспедициях на Северный полюс, включая экспедиции на «Сибирякове» и «Челюскине». Отец неоднократно делал предложение моей матери и настаивал на том, чтобы они с бабушкой эвакуировались вместе с институтом, в котором он работал. Он недавно овдовел, жил с матерью, и у него была дочь Нонна. В итоге моя мать согласилась, забрала бабушку, и они все вместе уехали в Красноярск, где два года жили в школе, в которой мать работала библиотекарем. В 1944 году, после снятия блокады, они вернулись в Ленинград и с тех пор жили в квартире отца на улице Восстания. Мама очень сдружилась с Нонной и, будучи мачехой, относилась к ней, как к младшей сестре. Правда, бабушки между собой не очень поладили, и Евдокия Ивановна называла Марию Константиновну барыней и «фрёй».
Мой дед