К суду истории. О Сталине и сталинизме. Рой Медведев
дел. 6 августа 1918 г. большевистские части оставили Казань – важнейший пункт на восточном берегу Волги. Стоило белым переправиться через реку, и путь на Москву был бы для них открыт. На следующий день Троцкий лично выехал на фронт в том самом поезде, в котором ему суждено было прожить, не считая кратких наездов в Москву, в течение двух с половиной лет. В Свияжске, лежащем на другом берегу Волги, против Казани, он застал полный хаос – массовое дезертирство и абсолютную растерянность среди командиров и большевистских комиссаров. Стоя под огнем вражеских орудий, он обратился к охваченным паникой солдатам и командирам с пламенной речью. Собрав их вокруг себя, Троцкий лично повел их обратно на линию огня. В сопровождении кронштадтских моряков он даже совершил ночную вылазку под Казань на разбитом торпедном катере; маленькая флотилия, проведенная кронштадтцами по Волге, заставила замолчать вражескую артиллерию на противоположном берегу. Троцкий вернулся без единой царапины; его присутствие решило судьбу вылазки»[111].
Писатель Василий Аксенов, описывая в одном из очерков судьбу своего отца, участника Гражданской войны, арестованного в 1937 г., но вернувшегося домой в 1956, приводит другой эпизод из деятельности Троцкого, относящийся к осени 1919 г.:
«В Ряжске был сборный пункт дезертиров. Набралось их здесь несколько тысяч. Это была разнузданная орда морально опустившихся, бешено орущих людей, а конвой наш был малочислен, слаб. Трудно сказать, почему они не перебили тогда нас, конвоиров. Должно быть, просто невозможно им было организоваться даже для такого нехитрого дела. Объединились они только в своей ненависти к комиссару, приехавшему с инспекцией из Москвы.
Мы вывели их за город в поле и кое-как организовали в огромное, гудящее, как взбешенный улей, каре. Здесь была сколочена шаткая трибунка для высокого московского комиссара.
Он подъехал в большой черной машине, сверкающей на солнце своими медными частями. Он был весь в коже, в очках и, что очень удивило нас, абсолютно без оружия. И спутники его тоже не были вооружены. Он поднялся на опасно качающуюся трибуну, положил руки на перила и обратил к дезертирскому безвременному воинству свое узкое бледное лицо.
Что тут началось! Заревело все поле, задрожало от дикой злобы. “Долой!” – орали дезертиры.
– Приезжают командовать нами, гады!
– Сам бы вшей покормил в окопах! Уходи, пока цел!
– Эх, винта нет, снял бы пенсию проклятую!
– Братцы, чего же мы смотрим в его паскудные окуляры!
Мы уже подняли винтовки для первого залпа в воздух, как вдруг над полем прокатился, как медленный гром, голос комиссара:
– Что это за люди? – рукой он показывал на нас, конвоиров. – Я спрашиваю, что это за люди с оружием? – снова прошелся над нами голос, похожий на звук, что тянется за нынешними реактивными самолетами. Дезертирство от неожиданности затихло, пораскрывало рты.
– Это конвой, – четко доложил один из его спутников.
– Приказываю снять