Между двух стульев. Евгений Клюев
Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
«Когда что бы то ни было уже придумано кем бы то ни было, вопрос об авторстве теряет всякий смысл», – сказано в этой книге, автор и герои которой давно не нуждаются в представлении. Вот уже много лет «Между двух стульев» – своего рода всеобщее достояние, между тем как все новые и новые читатели тщетно ищут эту книгу на полках книжных магазинов. Настоящее издание – седьмое по счету – едва ли покроет потребности всех, но поможет хотя бы частично решить проблему с вечной нехваткой книги в продаже.
«…нет…»
…начнем, например, с пирога – пусть это будет пирог с тмином, потому что совершенно все равно как то, с чего начать, так и то, с чем пирог. Правда, пирог с тмином теперь большая редкость: мало кто умеет приготовить настоящий пирог с тмином, хоть, в общем-то, это не так уж трудно. Берется любой пирог и тмин – желательно в зернышках. Зернышки втыкаются в пирог, и получается пирог с тмином. Все дело в том, что обычно люди ленятся втыкать зернышки, поскольку процедура эта утомительна. Так пирог с тмином постепенно исчезает из обихода, а вместе с ним и выражение «пирог с тмином»: сначала оно перестает соотноситься с уже упоминавшимся (шесть раз) кулинарным произведением, а потом и вовсе превращается в какую-то абракадабру – «пирокстминам».
И вот этот молодой человек, очень симпатичный, но, может быть, чрезмерно серьезный (зовут его не то Петр, не то Павел – я точно не знаю и предлагаю, во избежание недоразумений, называть его Петропавел), не случайно переспрашивает:
– Простите, пирог – с миной?
Глава 1
Пирог с миной
Выражение «Пирог с миной» – не совсем понятное выражение. Оно может означать пирог с недовольным лицом – этакой капризной миной – и пирог, начиненный разрывным снарядом. Первое неприятно, второе просто опасно. Пока Петропавел размышлял об этом, внесли пирог. С лицом у пирога все было нормально: открытое румяное лицо, пусть и не слишком запоминающееся. Зато вот середина пирога подозрительно выпячивалась – и когда над ней занесли довольно большой нож, Петропавел счел своим долгом напомнить:
– Осторожно, там мина!
Однако, несмотря на предупреждение, нож был безрассудно вонзен в самую середину. Стоит ли удивляться, если тут же раздался очень впечатляющий взрыв, и комната, где все это происходило, наполнилась сизым дымом? Дым рассеивался долго, но рассеялся весь – и Петропавел успел увидеть, как через комнату пронесся на коне всадник, причем Петропавлу показалось, что у всадника этого больше чем одна голова. Сколько именно голов у него, определить было трудно, здесь Петропавел мог и ошибиться, но готов был подтвердить под присягой, по крайней мере, то, что какое-то недоразумение в верхней части тела у всадника имелось. Это производило нехорошее сильное впечатление. Петропавел ринулся было вслед, но поймал себя на мысли, что это глупо – кидаться вдогонку за всадником, не имея коня, и вернулся на прежнее место, которое оказалось занятым. На этом месте ярко одетая девушка обнимала и целовала человека, годившегося ей в отцы, деды и прадеды одновременно, рассказывая ему о том, как она его любит, и о том, что это у нее впервые в жизни. Петропавел очень смутился, застав такой нежный и ответственный момент отношений двух незнакомых людей. Он сделал шаг назад и попытался даже произнести какие-нибудь извинения, но не успел, потому что ярко одетая девушка внезапно перестала обнимать и целовать возлюбленного и, прыжком переместившись к Петропавлу, принялась обнимать и целовать его. Объятия и поцелуи перемежались со словами:
– О любовь моя, я так долго ждала тебя! Я полюбила тебя сразу сильно и страстно: это у меня впервые в жизни!
Все произошло так быстро, что Петропавел даже не смог опознать уже слышанный им секунду назад текст: перед его глазами моталась красная роза – голова пошла кругом и, кажется, начала побаливать. В мгновение ока зацелованный весь, он почувствовал страшную слабость и с трудом выдохнул:
– Разве мы знакомы?
– Мы созданы друг для друга! – горячо воскликнула девушка и сопроводила восклицание объятием, похожим на членовредительство. Петропавел ойкнул, а мучительница продолжала: – Хочешь взять мою жизнь – так на же, бери ее, она твоя! Для чего она мне теперь, когда я встретила тебя, о моя жизнь!
Петропавлу не требовалась предложенная ему жизнь, тем более что его собственная, кажется, была в опасности, но он ничего не ответил, сомлев от очередного объятия и окончательно утратив способность соображать.
Когда на время угасшее сознание вернулось, тем, о ком сразу вспомнил Петропавел, стал человек, годившийся девушке в отцы, деды и прадеды. Все еще осыпаемый поцелуями, Петропавел уцепился за первую попавшуюся мысль о нем – мысль случилась такая: «Сейчас он меня зарежет». Но сосредоточиться даже на этой простой мысли оказалось невозможно: роза продолжала мотаться перед глазами и сбивала с толку. Впрочем, Петропавел исхитрился-таки искоса