Проект «Сколково. Хронотуризм». Сталинский сокол. Александр Логачев

Проект «Сколково. Хронотуризм». Сталинский сокол - Александр Логачев


Скачать книгу
ать целые русские семьи, проживавшие с ним по соседству[1].

      Ярви знал, что в мире не первый год идет война, но только когда она пришла в Суоми, ему стало ясно: мир неизлечимо болен. Слишком он перегружен людьми, вдобавок они не расселялись по земле равномерно, а скапливались в одних и тех же местах. Мир стал напоминать челн, в котором набралось больше пассажиров, чем он может выдержать, вдобавок они сгрудились кучей у одного борта, ругаются между собой и толкают друг друга. Челн раскачивается, черпает воду бортами и вот-вот должен перевернуться.

      Тогда Ярви взял жену и дочь и перебрался из города в лес. Они зажили отшельниками на хуторе, от которого до ближайшего поселения было больше полусотни километров. Он строил, пахал, сажал, ухаживал за скотиной, огородом и садом. Он брал честную дань с леса: охотился, собирал ягоды и грибы. Он ловил рыбу в небольшом озере, формой похожем на блюдце, а чистотой – на младенческую слезу. Дни текли, как облака по тихому небу. Ярви опять был счастлив.

      Потом дочь выросла и ушла к людям. В городе Кякисальми она нашла себе мужа и поселилась в его доме, с его семьей. Жена Ярви была у них на свадьбе, а Ярви остался на хуторе: кто-то же должен был следить за хозяйством. Свадьба дочери – единственный случай, когда Ярви хотел покинуть хутор, но не получилось. Жена – да, она иногда ездила на их лошади в ближайшее поселение кое-что продать и кое-что купить.

      Они с женой остались вдвоем на лесном хуторе. Иногда, обычно раз в год на Рождество, дочь навещала их. Вскоре Ярви узнал, что у его дочери никогда не будет детей, а, значит, ему никогда не увидеть внуков. Не сразу, но Ярви примирился и с этим.

      Потом жена умерла. Он похоронил ее над озером, там, где камни высоко поднимали землю, а сосны стояли плотной стеной, оберегая от ветров. Ярви навещал жену каждый день и разговаривал с ней подолгу, как никогда не разговаривал, когда она была жива. Ярви давно уже не был счастлив, он просто жил.

      Потом дочь стала приезжать к нему чаще и задерживаться на хуторе на недели, а то и на месяцы. Он ни о чем не спрашивал ее, она ни о чем не говорила. Но ему и так было понятно, что дочери плохо живется с мужем. А однажды дочь сказала, что останется жить на хуторе. Ярви вытащил изо рта короткую трубку и кивнул:

      – Хювя он[2].

      Ярви продолжал охотиться, ловить рыбу, ухаживать за огородом, садом и скотиной. Теперь ему в этом помогала дочь.

      Однажды зимним днем он колол перед домом дрова и сначала услышал гул, а потом увидел самолеты. Их было много. Они летели со стороны города, в который он когда-то ездил на святки катать детей. С тех пор самолеты появлялись каждый день. А скоро они с дочерью стали слышать, как бьет артиллерия. И ночью, и днем. Отдельные выстрелы, залпы и целые канонады. Звуки пальбы доносились с той стороны, где, по рассказам дочери, финские солдаты долгие годы возводили какие-то укрепления.

      «Война», – понял Ярви. А он надеялся, что умрет раньше, чем в Финляндию придет новое кровопролитие. Но может быть, ему повезет и он умрет раньше, чем война доберется до их хутора?

      Война добралась до их хутора быстро. Однажды ранним утром Ярви, собравшись проверить петли, которые ставил на зайцев, услышал в лесу голоса и решил дом не покидать. Он ходил от окна к окну и наконец увидел, как на поляну перед домом по проложенной им лыжне выкатываются один за другим люди в белых одеждах и при оружии.

      Они не спросили разрешения войти, они вошли. Ярви не стал их пересчитывать, но их было около тридцати. Дом, привыкший к тишине, наполнился голосами, финской и шведской речью. Через сени стало не пройти от наваленных там лыж, и сильно пахло смолой от смазанных полозьев. По всем комнатам заскрипели половицы под ногами, обутыми в пьексы[3]. Приклады стучали о пол, бряцало оружейное железо. Гости стаскивали белые куртки и штаны, вешали на печь и раскладывали возле нее на просушку. Туда же добавились, превратив печь в невиданного зверя (вроде тех, что Ярви рисовал когда-то на санях), перчатки, варежки, шарфы, лыжные шапки, подшлемники, ушанки и форменные кепи. К печным камням гости прислоняли пьексы, оставаясь в одних носках.

      Ярви, который сперва решил, что к нему пожаловали солдаты, вскоре засомневался, увидев под снятыми белыми куртками и штанами самую разнообразную одежду. Кто-то был в меховых куртках, кто-то в полушубках, крытых сукном и нагольных, кто-то только в свитерах, а кто-то и в военных куртках мышино-серого цвета, сидевших мешковато. То же самое и со штанами: и суконные форменные бриджи, и ватные штаны, и лыжные спортивного покроя, и не пойми какие.

      У многих из этих людей над левым локтем был пришит бело-синий щит с большой буквой S, увенчанной, как короной, тремя еловыми ветвями[4].

      Вооруженные гости изумились, обнаружив на хуторе его обитателей.

      – Почему вас не эвакуировали? – спрашивали у


Скачать книгу

<p>1</p>

В январе восемнадцатого года финские социалисты предприняли попытку захватить власть и создать республику рабочих и крестьян по примеру России. Гарнизоны русских солдат, находившиеся на территории Финляндии, встали на их сторону. Вспыхнула скоротечная, но кровопролитная гражданская война, в которой финско-русские «красные» потерпели поражение. Во время этой войны русские в Финляндии подвергались геноциду, который, впрочем, тут же прекратился, едва война закончилась.

<p>2</p>

Хорошо – финск.

<p>3</p>

Пьексы – финские национальные лыжные сапоги с крючком на носке, чтобы нога не вылетала из крепления.

<p>4</p>

Нарукавный знак Шюцкора (оборонный союз, добровольное ополчение в Финляндии). «Шюцкоровцев» отличал повышенный антикоммунистический настрой и гораздо большая жестокость, чем у солдат регулярных частей финской армии. Иностранные добровольцы (в основном, это были шведы и норвежцы) зачислялись именно в Шюцкор.