История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции. Сергей Нефедов
ругими подношениями) более 900 тысяч рублей – примерно 25 тысяч рублей в год. В 1647 году шведский резидент Фарбер писал, что «татары со своими соседями исправно получают каждый год обыкновенную дань, по 30 тысяч рублей и мехами».[2] Фактически это было восстановление прежней татарской дани – более того, по своим размерам эта дань была много больше прежней. По некоторым оценкам, ежегодные военные расходы русского государства (то есть основная часть бюджета) составляли в 1620-х годах около 280 тысяч рублей. Таким образом, новая татарская дань отнимала примерно 7–8 % государственного дохода.[3]
В контексте трехфакторной модели наиболее важными представляются демографические последствия катастрофы. Великая Смута нанесла страшный удар России. Города лежали в развалинах, повсюду виднелись пепелища деревень. «Вотчины монастырские все до основания разорены, – писали монахи Иосифо-Волоколамского монастыря, – и крестьянишка с женами и детьми посечены, а достальные в полон повыведены… все пусто, стоит лес да небо».[4] Бывшие пашни заросли лесом, и в некоторых местах крестьяне вернулись к подсечному земледелию – как в начальные времена Киевской Руси. Судя по данным переписей, в Новгородской земле численность населения в 1620 году была вдвое меньше, чем в 1582 году, и в 10 раз меньше, чем в 1500 году. В вотчинах Троице-Сергиева монастыря, разбросанных по всему центральному району, площадь пашни сократилась более чем в 10 раз. В Московском уезде по данным переписи 1626–1629 годов регулярно обрабатывалось только 1/8 прежней пашни, остальная часть заросла лесом или использовалась под перелог.[5]
Масштабы запустения центральных областей Замосковья, можно оценить только в сравнении с численностью населения в более поздний период, например, в 1678 году. Данные переписей 1620-х годов и 1678 года сохранились не полностью, поэтому Ю. Готье – в целях взаимной проверки – оценивал рост населения двояко: по 115 крупным имениям и 9 уездам. В первом случае количество дворов увеличилось за указанный период в 2,5, во втором случае – в 2,8 раза; численность населения возросла соответственно в 3,4 и 4 раза.[6] Возможно, этот рост отчасти объясняется неполнотой учета в 1620-х годах, однако сопоставление с другой переписью, 1646 года, также указывает на быстрый рост населения: в трех уездах (Боровском, Гороховецком и Клинском) число дворов в 1646–1678 годах увеличилось в 2 раза, а население – в 2,7 раза.[7] В Новгородской земле, где восстановление было более медленным, число дворов увеличилось в 1646–1678 годах в 1,43 раза, а население – в 2,15 раза.[8]
Северная часть страны, Поморье, была меньше затронута бедствиями, чем центральные области. Часть жителей Замосковья бежала от Смуты на Двину и Вятку, поэтому население отдельных районов Севера в это время на только не уменьшилось, но и возросло. В 1620-х годах новые деревни, починки, составляли почти половину вятских деревень; в Устьянских волостях на Двине в 1646 году запашка была втрое больше, чем до катастрофы 1569–1572 годов. В годы после Смуты площадь пашни на Севере была больше, чем в разоренном Замосковье; Север на некоторое время стал опорным краем Руси.[9]
В целом по переписи 1646 года население страны составляло 551 тысячу крестьянских и 31 тысячу посадских дворов.[10] Если принять среднюю населенность двора в 6 человек, то получится 3,5 млн., а с поправкой на недоучет (который Я. Е. Водарский оценивает в 25 %) – 4,5–5 млн. На 1620 год численность населения, была, конечно, меньше; если считать ежегодный прирост около 1 %, то получится 3,5 млн. В 1550-х годах, по оценке А. И. Копанева, население составляло 9 – 10 млн.,[11] то есть две демографические катастрофы уменьшили население в 2,5–3 раза.
В экономическом и политическом отношении страна была отброшена на несколько столетий назад. Государственный аппарат развалился, налоговая система практически не функционировала, и войско было нечем оплачивать. В январе 1613 года в Москве собрался Земский Собор для избрания царя; помимо бояр, священников, дворян и посадских людей в Соборе впервые участвовали выборные от черносошных крестьян и казаков. Решающее слово в выборах царя оказалось за казаками, которые едва ли не силой заставили бояр принять кандидатуру 17-летнего Михаила Романова. «Казаки и чернь не отходили от Кремля, пока дума и земские чины в тот же день не присягнули царю», – свидетельствует современник.[12] Польский король Сигизмунд был убежден, что чернь возвела Михаила на престол против воли знатных.[13]
По своей молодости царь не мог выступать в роли самодержца; некоторые историки полагают, что при вступлении на престол Михаил подписал обязательство, ограничивающее его власть. Как бы то ни было, первые десять лет своего царствования Михаил правил совместно с Земским Собором, находя в нем совет и опору. Если прежде царские грамоты заканчивались традиционной формулой: «Царь приказал и бояре приговорили», то на грамотах Михаила Романова появляется новая формула: «По царскому указу и земскому приговору».[14]
Обстоятельства
Письмо одного шведа из Москвы в 1647 году писанное // Северный архив. 1822. Ч. 1. С. 157.
Вернадский Г. В. Московское царство. Т. 1. Тверь – Москва, 1997. С. 19; Соловьев С М. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984. С. 20. С М. Соловьев прямо называет «поминки» данью. В середине XV века размер дани составлял 1 тыс. рублей в год (см.: Каштанов С. М. Финансы средневековой Руси. М., 1988. С. 45). Серебряное содержание рубля к 1620-м годам уменьшилось в 1,7 раза (см.: Каменцева Е. И., Устюгов Н. В. Русская метрология. М., 1965), следовательно, по серебру эта 1 тыс. эквивалентна 1,7 тыс. рублей 1620-годов. При пересчете через хлеб нужно учесть, что коробья (7 пудов) ржи в 1470-х годах стоила 14 денег, а четверть (6 пудов) ржи в 1620-х годах – примерно 160 денег; таким образом, получается, что 1 тыс. середины XV века эквивалентна 10 тыс. рублей 1620-х годов.
Цит. по: История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой октябрьской социалистической революции. Т. 2. М., 1990. С. 351
Готье Ю. А. Замосковный край в XVI веке. М., 1937. С. 115–116; Аграрная история Северо-Запада России XVII века. Л., 1989. С. 11; Дегтярев А. Я. Русская деревня в XV–XVII веках. Очерки истории сельского расселения. Л., 1980. С. 170; Водарский Я. Е. Дворянское землевладение в России в XVII – первой половине XIX в. М., 1988. С. 54.
Готье Ю. А. Указ. соч. С. 162.
Посчитано по: там же.
Аграрная история Северо-Запада России XVII века… С. 11. Табл. 1, 2.
Колесников П. Л. Северная деревня в XV – первой половине XIX века. Вологда, 1989. С. 155–157.
Водарский Я. Е. Население России за 400 лет (XVI – начало XX вв.). М., 1973. С. 26.
Там же; История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г. Т. 3. М., 1993. С 17; Копанев А. И. Население Русского государства в XVI в. / Исторические записки. 1959. Т. 64. С. 237–244.
Цит. по: Станиславский А. Л. Гражданская война в России. Казачество на переломе истории. М., 1990. С. 89.
Пирлинг. Дмитрий Самозванец. Ростов-на-Дону, 1998. С. 429.
Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 255–256.