Рассеянная масса. Михаил Айзенберг

      Люди-тени, люди в шапках-невидимках

      в двери входят и стоят по одному,

      победители незримых поединков.

      Крепостное их невидимое зодчество

      и свобода, не доступная уму,

      отторгают имя или отчество.

      И не шорох, и не стук.

      Так бывает, если вдруг

      нá пол падает бумага.

      Ждут сигнала, ждут условленного знака.

      Встали в круг.

      В человеке живет вода, и она кипит.

      Все разборчивей и слышней,

      что она говорит, вода.

      С истеченьем дней

      все трудней уживаться с ней.

      Никогда не спит,

      не безмолвствует никогда.

      И поди заставь ее жить не так, как она живет

      в срок пожизненного труда.

      Чтобы стала она как горячий лед,

      как текучий камень стала она, вода.

      Сил набирается темнота

      в ночь перетягивать одеяло.

      Все разбегается как вода.

      Все из негодного материала.

      Знаю, что яма ее без дна.

      Темные правила не нарушу.

      Только б, как оборотня луна,

      мехом не вывернула наружу.

      Сам, одеяло наискосок

      ночь продержавший наполовину,

      уголь вытряхиваешь, песок —

      и превращаешься в мешковину.

      И кричит на людей кощей:

      почему вода не становится горячей?

      и нельзя согреться теплых среди вещей?

      Теплые вещи становятся холодней,

      дни короче, ночи длинней, длинней.

      С этим нельзя смириться.

      Ближние клетки сознанья стоят пусты.

      Только шакалы воют, поджав хвосты,

      в дальних углах умственного зверинца.

      «А как вы стали черным ящиком?»

      А слишком много было времени,

      чтоб взять его с одной попытки.

      И полумеры настоящего

      терялись в новом измерении.

      Контора дергала за нитки.

      Но истекает срок положенный,

      и с ним темнеет дочерна