Франкфуртский выстрел вечерний. Олег Юрьев

      На Северном море закаты белы,

      И ртутная лупа слепит сквозь стволы,

      А ступишь на поле отлива —

      По щиколку грязь щекотлива.

      (Когда над Балтийским горят облака,

      Чухонской тоскою взбухает щека

      И алая к солнцу полоска

      Бежит от пивного киоска.

      Я вышел из дому, лет десять тому,

      И шел по отливу на белую тьму,

      И я уже около где-то.

      И ночь пустотою одета.)

      Когда ни вернется пустая волна,

      Она будет искр бесцветных полна,

      Полна ослепленного света.

      – И хоть бы прошло это лето! —

      посмотри с балконных сходней,

      – что уж… так уж повелось… —

      на небес халат исподний

      в басурманщине полос

      как из байки, как из нанки,

      полуваточный, сквозной,

      с набухающей в изнанке

      серо-розовой близной – —

      самолет под тучу скрылся

      уходящий на восток,

      на его спине искрился

      дикой молнии росток,

      на его глухих жужжалах

      рваный рокот залипал,

      на чувствилищах и жалах

      мрак кусками закипал,

      на его хвосте ребристом

      дрожью пели провода,

      тараканом серебристым

      убегал он в никуда.

      Ад сразу за порогом – жар и вар

      ночного пищеблока, шмарь и гарь его.

      Черт, буйный куст усов и шаровар,

      лет – тыщи две! – гигантской люлькой варево

      по часовому ходу шуровал.

      Глаз не сомкнешь – то гневные борщи

      вулканных жерл, то сытой мглы смесилища.

      Не ропочи, душа, и не ропщи,

      твоя вечерняя ворчня бессиляща.

      Не грела днем, так не льдяни в ночи.

      Бедный Гейне, жи́дка белокурый,

      чья коса там в облаке дрожит?

      – Смерть мужской, немецкий, с партитурой,

      музыку ночную сторожит.

      Скверно спать в гробу без боковины…

      – Серной Сены расползлась волна,

      и плывет в окно из Буковины

      жидкая ночная тишина.

      Весь день гудели кирочные ботала

      немецкой шлакоблочной слободы;

      гроза была – как пробка не сработала —

      в коротких замыканиях воды;

      автобуса набрякшая гармоника

      утягивала мех за поворот;

      турецкая собака с подоконника

      кривила, с мукой судороги, рот;

      я в дождь шагнул – его косые гво́здики

      мне стукались у шляпы на полях;

      соседский кот карябал лапой в воздухе,

      нетрезвый и усатый, как поляк;

      была зима вся изморозью траченой,

      но сквозь нее темнела и текла,

      неметчиною пахла и собачиной,

      и сладким тленом газа и тепла;

      я шел один. Воро́ны или во́роны

      в слезах и искрах вились надо мной.

      Сменилась кровь. На все четыре стороны

      гроза ползла, не зная ни одной.

      Опять с небоската колотит вода

      В гремучие бубны радара,

      Из черных снегов – за звездою звезда —

      Спускается войско Гаспара:

      Слепого коня он ведет под уздцы,

      За ним с калашами шагают бойцы,

      Им нечего дать, с них нечего взять,

      Из самых последних наплакана рать,

      А первыми так и не стать им,

      И их воевода под стать им.

      Из черных морей – за ладьею ладья —

      (В тумане, как серная баня)

      Всплывает дугою эскадра-змея,

      Скелетами крыльев