Отрок. Женское оружие. Евгений Красницкий
что скажешь?
– Не шалый он – томный.
– Томный, едрена-матрена… А не один хрен? Уехал Андрюха обычный, а вернулся… Ты его таким видал хоть раз?
В горнице повисла тишина, только время от времени раздавался какой-то непонятный звук, словно скребли деревом по дереву. Аринка слегка подняла глаза и увидела, что это Корней елозит по полу деревяшкой, заменяющей ему правую ногу.
«Нога у него болит. Так бывает – руки или ноги нет, а болит или чешется. Говорят, сущее мучение. И не лечится это…»
То, что мужи не ответили на ее приветствие, Арину не обидело и не напугало – старшие в своем праве. То, что разговор начался с обвинения в ворожбе, тоже не удивило. Принять в общину чужого человека – дело непростое. Сначала смотрят не на то, чем он может быть полезен, – это выяснится потом, а на то, не несет ли он какого-то вреда или опасности. Это все Арина понимала и была готова, но вот то, в чем именно ее заподозрили…
«Господи, да с чего они решили, что я Андрея приворожила? Да и кто еще кого приворожил… Или из-за опекунства это все? Хозяин, видно, недоволен, что Андрей, его не спросясь, чужих почитай что в род ввел. Тут он в своем праве…
А может, наговорил кто? Только ведь не ко мне он в обоз приезжал, к девчонкам, я-то и мига с ним наедине не оставалась. Когда ворожить-то было? И как тут оправдаться? Как объяснить им, что не умею я этого, а и умела – не стала бы. Счастье навороженным не бывает… Слова бесполезны, словами этих двоих не проймешь. Пожелают ли разобраться и понять или сразу отрубят?»
И не за себя даже испугалась – за него…
«А Андрей? С ним-то что будет? Ведь он от нас не отступится…»
Деревяшка снова поскребла по полу, а с той стороны, где сидел второй, названный Корнеем Аристашей, распространялось…
Учила бабка Аринку чувствовать окружающие предметы, не прикасаясь к ним и не глядя на них. Учила долго и говорила, что умение это важно. И вот сейчас исходило от Аристарха ощущение не как от живого существа, а как от остывшей печи – холодной, пустой, очищенной от золы, с выветрившимся запахом когда-то готовившейся в ней пищи. Неколебимое спокойствие, холод и пустота. Даже не просто пустота, а темная глубина ловчей ямы: сама не набросится, но терпеливо ждет, когда в нее свалится неосторожная добыча.
– Ну чего молчишь-то, Аристаш?
– Смотрю…
– Кхе! И чего видишь?
– Ничего… пока. А ты чего узнать хочешь-то?
– Я хочу знать: хозяин ли себе Андрюха или эта его уже…
– Вот и звал бы Андрюху…
– Репейка!!! А ну кончай выдрючиваться! Я вас всех сейчас…
– Угомонись. Я же тебя не учу, как сотню водить, вот и ты меня…
– Учишь!
– Ага. А ты меня так всегда и слушаешься.
– Бывает, что и слушаюсь…
«Игра! Старая, много раз испробованная… как ловушка с приманкой. Разговор как будто пустопорожний – вроде бы промеж себя препираются, но оба настороже. Фома тоже так умел, хоть и по-другому – улыбался, винца подливал собеседнику,