Сказка о молодильных яблоках и живой воде. Отсутствует
ников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привёз бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорони́ться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответу нет. Выходит царевич Фёдор и говорит:
– Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Идёт Фёдор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня нее́зженого, уздает узду неузданую, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою – не ради красы, а ради крепости… Отправился Фёдор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился…
Ехал он близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, ехал день до вечеру – красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трёх дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись написана:
«Направо поедешь – себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь – коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь – женату быть».
Поразмыслил Фёдор-царевич: «Давай поеду, где женату быть».
И повернул на ту дорожку, где женату быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
– Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать[1].
– Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном мне дороги не скоротать. Мне надо вперёд двигаться.
– Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
Только лёг Фёдор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую…
Долго ли, коротко ли, царь опять собирает пир, зовёт князей и бояр и говорит им:
– Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорони́ться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответа нет.
Выходит второй сын, Василий-царевич:
– Батюшка, неохота мне царство в чужие руки отдавать. Я поеду в дорожку, привезу эти вещи, сдам тебе в руки.
Идёт Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженого, уздает узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою.
Поехал Василий-царевич. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился… Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит:
«Направо поедешь – себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь – коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь – женату быть».
Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женату быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать:
– Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого…
Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лёг к стенке, она опять повернула кровать, он и полетел в подполье.
А там спрашивают:
– Кто летит?
– Василий-царевич. А кто сидит?
– Фёдор-царевич.
– Вот, братан, попали!
Долго ли, коротко ли, третий раз царь собирает пир, зовёт князей и бояр:
– Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорони́ться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответа нет. Выходит Иван-царевич и говорит:
– Дай мне, батюшка, благослове́ньице с буйной головы до резвых ног ехать в тридесятое царство – поискать тебе молодильных яблок и живой воды, да поискать ещё моих братцев.
Дал ему царь благословеньице. Пошёл Иван-царевич в конюший двор – выбрать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит, тот с ног валится…
Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идёт, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушка-задворенка.
– Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?
– Как же мне, бабушка, не печалиться – не могу найти коня по разуму.
– Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять – будет тебе конь по разуму.
Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич – не шелохнётся. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича
Почива́ть – то же, что спать.