Нити судьбы. Ирэн Анжели
и чего-то, ещё неизведанного.
Анже́лика, рассеянно глядя в зеркало, медленно проводила щёткой по роскошным светло-русым волосам. Ритуал, к которому её с детства приучила бабушка, обычно помогал расслабиться, но сегодня даже этот лёгкий массаж головы не помогал ей развеять грусть. Она перевела взгляд на распахнутое окно, за которым угадывался чудесный весенний день. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветви деревьев в их палисаднике, оставляли причудливые узоры на паркете. С улицы доносились весёлые голоса, и только Анжелика в этот день выбрала добровольное затворничество. Но как же это всё несправедливо! Слёзы обиды подступили к глазам, и она закусила губу, чтобы вновь не расплакаться. В этот момент в дверь тихонько постучали:
– Пора обедать, Анжелика.
Голос отца звучал немного заискивающе. Она знала, что он очень переживает за неё и потому так хочет накормить, считая, что вкусный обед может решить все проблемы. Но, как бы она ни желала порадовать отца, есть ей совсем не хотелось.
– Давай попозже, пап? – Девушка отложила щётку и встала, чтобы открыть дверь.
Отец тут же проворно вкатился в комнату и победоносно водрузил на её туалетный столик блюдо с клубникой и черешней. Несмотря на присущие большинству шеф-поваров немалые габариты, Джузеппе чрезвычайно быстро перемещался в пространстве.
– Вот, хоть ягод поешь, а то совсем исхудала. – Он неодобрительно покосился на плоский живот дочери, видневшийся между облегающими шортиками и короткой маечкой.
– Спасибо, пап! – чмокнув его в пухлую щёку, Анжелика с притворным энтузиазмом схватила с подноса несколько ягод и отправила их в рот.
Отец тут же заулыбался – конечно, миссия выполнена, дочь начала хоть что-то есть, а там, глядишь, удастся накормить её и чем-то посущественнее. Взглянув в зеркало на своё отражение рядом с отражением дочери, он в который раз отметил, насколько они разные. В свои шестнадцать Лика была уже на полголовы выше него. Стройные ножки, длинные светлые волосы и бездонные голубые глаза, в которых сейчас таилось столько печали, – слава богу, внешность она унаследовала от матери. И почему же его красавица-дочь всё время сидит дома одна? Это никак не укладывалось в его голове.
– Может, всё же пойдёшь туда? – Джузеппе робко посмотрел на неё.
– Ну, пап! – протянула она, отводя глаза.
– Ладно-ладно, как хочешь, – закивал он, почувствовав, что Лика вот-вот заплачет, а этого он вынести не мог. – Тогда я буду ждать тебя внизу к обеду.
И он поспешил покинуть комнату дочери.
Как только дверь за ним закрылась, Анжелика бросилась на кровать и горько расплакалась, уткнувшись лицом в подушку. Как же она хочет пойти! Это же её выпускной бал! Она так часто представляла себе, как будет кружиться в вальсе, в плену его крепких мужских рук… Алекс! От одного воспоминания о нём на душе сразу потеплело. Лика вытерла слёзы и решительно полезла под кровать за заветной коробочкой, где бережно хранила воспоминания о любимом. Там было так много всего: милые маленькие подарочки, которые он ей делал, его письма к ней и, конечно, море фотографий. Перебирая старые фотокарточки, она погрузилась в воспоминания детства…
Вот самая первая фотография. Здесь Лике всего пять. Совсем маленькая, с огромными заплаканными глазами на бледном личике. Недавно умерла её мама, и отец привёз Лику из Петербурга в Рим. Всё вдруг так резко изменилось, и они с папой остались одни в этом большом незнакомом городе. Она помнит, в каких растрёпанных чувствах находилась в то время: смесь боли от потери, обиды на весь мир и апатии ко всему происходящему. От безысходности она замкнулась в себе и всё время плакала. В памяти всплывает растерянное лицо отца. Он всё спрашивал у неё, почему она плачет, чего она хочет. А что она могла ответить? Верни всё, как было? Несмотря на юный возраст, Лика уже тогда понимала, что вернуть всё не получится и мамы больше нет. Так зачем говорить об этом? И она молчала, только слёзы всё текли и текли по её щекам…
А вот на второй фотокарточке она выглядит уже значительно веселее. Всё правильно, ведь тут её за руку держит Алекс. В тот день родители Алекса, с которыми дружил её отец, решили устроить для них приветственный коктейль на территории своей резиденции. Папа привёл Лику туда в надежде, что она, наконец, отвлечётся от своих грустных мыслей. Было начало мая, в Петербурге в это время весна ещё только робко пробивалась первыми тёплыми лучами солнца и нежно-зелёными всходами молодой травы, а в Риме уже вовсю хозяйничало жаркое лето. Вступив на территорию резиденции, они сразу же попали в водоворот ярких красок, громких звуков и многоголосой толпы. Стоило им с папой прийти на лужайку, где проходил коктейль, как они оказались в центре внимания. Папу оттеснили от неё, а саму Лику окружили незнакомые бойкие женщины, наперебой предлагавшие ей выпить сока, съесть пирожное и задававшие ей миллион вопросов одновременно. Она в страхе начала пятиться, пока не прижалась спиной к дереву. Ей казалось, что людей вокруг неё становится всё больше, а спрашивают они всё громче, стараясь перекричать играющий неподалеку духовой оркестр. Да ещё и солнце нещадно палит, обжигая её бледную кожу. В отчаянии Лика зажмурилась,