Петербургские кладбище. Олег Юрьев

      Все затупляется: воздух звук

      Снег уходящий в одно из двух

      Поезд oскальзывающийся во мглу

      На угле на углу

      (Ветер с расставленной бородой

      Светел расплавленный над водой

      Колечками на концах шевеля

      Словно бы щавеля)

      Все погашается: над водой

      Ветер с расплавленной бородой

      На-вдоль поезда по бортам

      Ссыпается здесь и там

      (Звездная известь и блеск реки

      Сердце стучащее с-под руки

      Все уползает под низ под мост

      Словно бы псу под хвост)

      Что остается нам бедный друг

      Снег уходящий в одно из двух

      Сыпкая полночь собачий брех

      Или одно из трех

      Гнутся алые клены синеет растресканный тис

      Белые буки замерзающим светом полны

      А кроме и нет ничего… только ты… только тишь

      Только вспученный мускул затененно-лиловой луны

      Липа-липа ты пахнешь холодной мертвецкой в окно

      Бузина-бузина малафейкой застывшей смердишь

      А кроме и нет никого… только ветер… темно…

      Только ствольные скрипы… только ты…

      только тишь…

      Я туда и не гляну где погнила гроза на корню

      Где висит тишина запирая дыханье и речь

      Я в дубовую лодку на пристани лягу

      бубенцом позвеню

      И сплыву мимо стекол в тенях наклоненных

      в последнюю печь…

      Пока я пил свое вино

      И курью полочку сосал,

      Сентябрьский дым вошел в окно —

      Сентябрь, настоянный на тлях,

      Сентябрь, зеленый, как светляк,

      Весь в искрах тысячи кресал.

      Сентябрь, сентябрь, ты прогремел,

      Как с виноградом грузовик,

      И облаков холодный мел

      Водицей бледною сбежал,

      Став заплывающий пожар

      И вздувшись в жилах грозовых.

      Загукал голубь на суку,

      Застукал ястреб из гнезда,

      Оцепенел на всем скаку

      Громадный заяц, винный вор,

      Сомкнул глаза в сарае вол,

      Упала зá гору звезда.

      Я бросил косточку в окно,

      Я вылил в форточку вино,

      И в доме сделалось темно,

      Когда я лампу погасил

      И в кресле из последних сил

      Дышал… Но это все равно.

      Над нашею могилою

      Хромая бабочка летит,

      И крутится, и мучится,

      И падает, и спит.

      Лежи-дрожи, двурогая,

      На прадедовской плите,

      Как стрекозка та убогая

      У Вольфа на плече.

      Отменными березами

      Пророс наш бедный прах,

      Прямыми соснами розовыми

      На обуховских ветрах.

      Здесь в белое небо впрыснуто

      Александровской фермы молоко,

      И плачется, и дышится,

      И все легко, легко.

      с неба сползает ястребица

      то с крыльев хлопаньем то без

      и след ее не истребится

      в холодной сыворотке небес

      пройдут века сотрутся горы

      к ним подползут шурша моря

      и только след сходящей Коры

      останется вспухая и горя

      – Где Понизовский? – Понизовский здесь. —

      А я где?

      – А