Семь ночей Ивана Александровича. Марк Веро
лучае и без случая он представлялся как «Иван Александрович, заведующий отдела сбыта». Впрочем, он признавался, но только лишь наедине с собой, что это – всего только пыль в глаза, и, несмотря на занимаемую солидную должность, получаемый солидный оклад, вполне себе солидную двухкомнатную квартиру в центре города, в которой помещались: широкоформатная плазма на полстены, здоровенный 200-литровый аквариум, богатая спальня с геометрическими узорами повсюду, – несмотря на всё, что он имел, весь успех его жизни – сплошная шутка судьбы. Как если бы удача вдруг наконец-таки улыбнулась «бедным людям» достоевского типажа.
Метро протяжно выдохнуло, вздрогнуло и распахнуло двери, выбив героя нашего повествования из этих размышлений.
– Ну что, идём? – радостно воскликнула Лизаветта, помогая мужу взвалить на плечи довольно внушительный рюкзак.
– Идём, – и они зашагали к эскалатору в направлении выхода наверх. – И как ты сама из вагона поезда его вытащишь? Не представляю!
– Не переживай, дорогой, позвоню в местную службу такси, попрошу встретить меня на самой платформе сразу же, как поезд прибудет на станцию. Всё будет хорошо. Доктор же сказал, что непременное условие для выздоровления – оптимизм! Никаких унылок, никаких расстройств. Игорь Валерьевич – опытный врач! И если он советует ехать к Ломовому, то он же печётся о нашем малыше!
– Да, Лиза, Ломовой – самый известный психотерапевт на всю область. Если бы не эта известность, то я бы не отпустил тебя саму за тридевять земель…
– Ну, скажем, не за тридевять, а всего за сто километров.
– … да ещё с таким баулом вещей: как не умела ты собираться в дорогу в молодости, так не научилась и сейчас, хотя десять лет тебе твержу одно и то же: «бери только самое нужное». Тягать вот теперь такую тяжесть!
– Да не буду я её тягать. Сказала же: заплачу таксисту. Не начинай! Тем более – третий месяц всего, а не восьмой и не девятый. И кто у нас тут тревожится и мучается страхами, хотела бы я знать? Надо было тебя Игорю Валерьевичу отдать на обследование, а не меня! – И жена засмеялась тем задорным, раскатистым смехом, за который Лопухин её просто обожал. И всякий раз, заслышав её смех, невольная улыбка озаряла скупое на чувства мужское лицо, заросшее грубой щетиной как снизу, так и по бокам. – Посмотрели бы, чтобы он сказал! Может, это тебе надо было ехать, а я бы осталась дома сериалы смотреть и гулять в парке по вечерам? Благо, уже становится совсем тепло. Ещё немного, и вся природа оживёт, зазеленеет, ух!
– Ты же прекрасно знаешь, что сейчас мне ехать никуда нельзя. У нас самый завал в преддверии 8 марта… Да и начальство не отпустит!
Лизаветта замолчала: на выходе из метро сквозь три двери протискивалась такая толпа людей, будто только что с футбольного матча. Подобно болельщикам, у всех у них тоже была одна схожая, объединяющая черта – не шарф, конечно, – багажные сумки всевозможных видов и размеров, на колёсиках и с выдвижными ручками, спортивные с широкими лямками, простые деревенского типа, наплечные, рюкзаки и рюкзачища. Одна женщина ростом под метр шестьдесят тянула на плечах рюкзак в высоту больше неё: выглядело это так, словно довольный муравей радостно тянет ценную добычу в дальнюю дорогу, туда, где среди веток и прошлогодних листьев расположился родной муравейник.
Они шагали на привокзальную площадь, ждать поезд оставалось час. Иван Александрович задумчиво брёл, едва поспевая за резвой Лизой Павловной (впрочем, отчество её мало кто знал, а потому всё больше обращались по имени, ну, или же как-нибудь вроде «дорогуша»). На душе у него начали скрести кошки почти сразу же, как только вышел из дому. Ожили все те заглохшие мысли, что буравили после первой схлынувшей волны радости от известия об отцовстве. Нельзя сказать, что тех безжалостных мучителей не было до того. Они были, конечно же. Были с ним и в пору юности, и в пору молодости, и в пору супружества. Порой отступали, а порой захлёстывали, как грозный великанский шторм захлёстывает утлое судёнышко в безбрежном океане.
Вот и теперь они ожили, словно почуяли слабину, что жертва не сопротивляется и одолеть её, нанести ей смертельную рану не составит труда.
Да, так и было! Как вампир, впились они цепкими когтями в душу и пили жизненные соки. Даже сейчас вот, отправляя жену в недельную поездку на лечение, Иван Александрович видел, как в нём самом словно оживает какое-то существо, предвкушая сладостные не часы даже, а дни! Пока ехали в метро сорок минут под землёй, он видел, что происходит: стоило Лизе только отвернуться в сторону, как его глаза пробегали по стройным ножкам и милым фигуркам девушек, по их локонам и личику, по их то мечтательным, то серьёзным глазкам, по едва угадываемому, ритмично с дыханием, подъёму груди. Иван Александрович не мог обмануть себя: волнующая, сжигающая страсть томила и жгла его, накатывая точно раскалённая лава на иссушенную землю, покрывая его лоб испариной и нагоняя жар в кровь. И хотя Иван считал себя однолюбом, мысль о султанских гаремах всегда веселила его.
– До поезда осталось сорок минут, – зевая, заметила Лиза и принялась разглядывать вокзальные башни.
Иван посмотрел было на жену, но за ней в десяти шагах, так же сидела, ожидая поезда, девушка