Мания. 3. Масть, или Каторжный гимн. Евгений Кулькин

      Глава первая

      1

      Борис Николаевич никогда не думал, что так сладко унижать. Сперва целую партию, когда он позволил себе на трибуне подписать Указ о запрете КПСС. Потом когда уже перебрался в Кремль и стал там вести себя как слон в посудной лавке.

      И, как бес-искуситель, унырливый Бурбулис все время подтыривал Ельцина под то самое «бешеное ребро», которое заведует манией, стараясь во всем, что только возможно, переиграть и, естественно, унизить Горбачева.

      Чего стоила картина назначения военным министром Моисеева, который в этой должности был считаные часы. А потом Ельцин по наущению Бурбулиса предложил маршала Шапошникова. Ему ставилось в заслугу, что он не разбомбил Белый дом, как того предписывал приказ путчистов.

      И еще Борису Николаевичу страсть как понравилось все рушить, что когда-либо главенствовало в этой стране. Сейчас он имел зуб на КГБ. Нужно было поставить туда такого человека, чтобы он сумел погубить все то, ради чего трудились профессионалы из поколения в поколение. И таких людей нашли. Председателем КГБ стал Вадим Бакатин. А – отдельно – команду внешней разведки поручили Евгению Примакову.

      Так Комитет государственной безопасности был разчленен для того, чтобы в дальнейшем кануть в лету.

      Так формировался демократический клан. Некими ответными мерами Горбачев пытался было повлиять на формирование новой власти, но уже не мог, потому как установку на решимость у него вымыли из сознания ловкие «кидалы» из службы Оутса.

      Теперь он дальше решил покорять своими трюковыми номерами. Ведь на разумном уровне почти все его действия кажутся нелогичными. И никому и в голову не приходит, что это дипломатическая тактика, которую с удовольствием воспринимают только ему подобные. А политическая агония вокруг продолжается. И постыдную роль в этом занимает Горбачев. Ибо он уже не может пойти на открытый конфликт, потому балует мир разными абстрактными заявлениями типа того, что стоит провести Всесоюзный референдум, чтобы народ высказал свое отношение к той стране, в которой столько лет жил-поживал.

      Другие же с пафосом требовали как можно скорее похерить Советский Союз, потому как он стал тормозом на пути к новой жизни.

      Ну а раз не будет СССР, стало быть уйдет в небытие и его сиятельный президент, кстати, вместе со своей не менее набравшей политический вес супругой.

      А сейчас в стране существует сложнейший режим управления. То, что повелевает Горбачев, тут же отменяет Ельцин.

      Причем всем давно стало известно, что ни тот, ни другой не могут профессионально управлять экономикой.

      Причем о том, чтобы сделать какую-то коррекцию экономического курса, речь совершенно не идет. А груз обязательств все продолжает тянуть в сторону так называемого социалистического лагеря. И сложнейшие понятия, на которые в былые времена уповали только единицы, теперь топорно решаются всяким, кто объявит себя, на всякий случай, демократом.

      Но демократические намерения – это еще далеко не сама демократия. Иной находчивый коллектив справляется со всякого рода трудностями без политического пристрастия. Ну какая, например, разница сталевару, демократы в стране орудуют или коммунисты. Главное, была бы работа да побольше зарплата. А все остальное – от лукавого.

      Вот для интеллигенции, для разных там писак и борзописцев, для них сверхзапутанная ситуация как дополнительный приток таланта. Особенно если цель очевидна, а последовательные действия по ее достижению запутанны. И понимание всего этого, считают они, станет возможным только тогда, когда коллективная память наконец придет к выводу, что когда-то подобное было у давно исчезнувших народов, а некоторые важные аспекты долго потом еще озаряли те или иные одичавшие от исканий племена.

      Но интеллигентам не в жилу резкость некоторых положений. Им очень хотелось, чтобы материалы разных жанров кончались их нравоучениями и предвидениями. И они сконцентрировали бы свою внушающую энергию на людях, понимающих ситуацию. Таким был, к примеру, тот же Горбачев. Он мог часами говорить ни о чем. Причем долгими часами так и нес, став социальным амортизатором между народом и властью.

      Но глупость – это этап неизбежный. И не до той поры, пока поумнеет народ, а гораздо дальше, когда с содержательной точки зрения все поймут, что не надо допускать по отношению друг к другу неоправданно резких движений. В общем плане говоря, они должны не столько понимать друг друга, сколько строить обыкновенные экономические отношения. Принадлежность к другой когорте не приводит к сближению, а заставляет приспосабливаться к обществу, которое не дает отклониться от общей проблемы.

      Иной прекрасный разговор может кончиться ничем, а порой огневой спор рождает истину.

      Сфера же публичной политики в интернациональном плане может проиграть только в одном случае, когда цикл действия выйдет из рыночного режима и сразу же утратит способность на экономические маневры.

      А пока народ пробавляется частушками типа: