Тритон. Сергей Калашников
я как маленький мальчик Кафка.
Помнишь, как я скулил?
Но Ты научил словам —
не помню, какое же было первым.
Потом Ты медленно устранился.
Я слышал, что у Тебя неврозы, а сердце —
гласит скороговорка – нужно беречь.
Ты больше не куришь, но, согласись,
без дыма
нет и огня. Ты больше не пьешь вина,
но я знаю, где спиваются за Твое здоровье.
Что, разумеется, не упрек, а – факт.
Ты постарел, путаешь дело и человека:
дело сбивает с толку, человек раздражает слух.
От Тебя теперь часто слышно:
«Поступай как знаешь, ты —
совершеннолетний».
Мы обоюдно беспомощны – Ты и я.
Стало быть, по образу и подобию… Видишь,
я не очень хороший, но все-таки честный сын.
Да и Ты, согласись, сохраняешь
мне жизнь (лишая
ее тем самым смысла), хотя
мог бы стать отчимом или тестем.
И поэтому, чем старше я становлюсь,
тем больше занимаюсь самооплакиванием,
заботами о самом себе.
Зачем Тебе мое сочувствие или помощь?
Или, скажем, признательность? Все это
слишком шумно, немножко нелепо, похоже
на эсперанто – а я стесняюсь Тебя тревожить
суетным чувством счастья.
В детстве я хотел быть похож на Тебя,
но восхищаться Тобою мне помешала —
робость.
Как и мне, Тебе свойственна необязательность:
Ты везде и нигде, и пастух и стадо,
дождь в аквариуме, ветер в осеннем поле.
Но иногда я поглядываю наверх, в то
место, где предполагаю Твое присутствие —
и, поверь, без корыстного интереса: просто
чтобы встретиться, что ли, взглядом —
преданным, как у собаки. Но теперь
Тебя чаще встретишь в газете (раздел
рекламы); размер дивидендов
и котировки акций,
сотрудничество на выгодных условиях —
все это
не предприимчивость, а девальвация. Но,
в отличие от меня, для Тебя
не имеющая убийственных последствий.
Ты по-современному беззаботен.
Я же – нет. Я, можно сказать, женат.
И удачно. И даже готов к отцовству.
Хожу на рынок и не смущаюсь кухни,
учусь не жалеть себя, хотя пока
это похоже на самоутверждение
за чужой счет.
Теперь я все больше кругом виноват,
даже с глазу на глаз – и я стал избегать
всего, что хотя бы отдаленно
напоминает мне о Тебе, стал уклонистом.
И если стишки – пускай и ложный,
но выход,
то я убит при попытке к бегству.
Наконец, это мое письмо
для Тебя лишнее беспокойство.
Но только здесь Ты и сохранился.
Надеюсь,