Стихи. О войне, о жизни, о судьбе. Анатолий Музис

      Минск горел! За двадцать километров

      Видно было как огонь пылал!

      Черный пепел, относимый ветром,

      Словно траур землю покрывал…

           Боль в груди кричала как подранок…

           Каждый кустик, каждый поворот

           Блеском угрожающих берданок

           Спрашивал тревожно: «Кто идет?!»

      Да, мы идем! Мы плачем и отходим!

      Но мы еще вернемся! И тогда…

      Трижды страшен будет гнев народа,

      Вставшего за наши города!

           Путь назад для нас не будет длинным!

           В сердце ярость! Не тоска, не грусть!

           Я не знаю, что я сделаю с Берлином…

           Если до него я доберусь.

      Клонилась рожь приливом и отливом,

      Тяжелый колос гнулся до земли…

      И вдруг, как вши, по белорусским нивам,

      Кусая смертью, танки поползли.

           За ними трав тянулся след примятый

           И по следам проложенной войны

           Прошли чужие, рыжие солдаты

           С далекой нам, враждебной стороны.

      Клубился дым пиратским черным флагом

      На тех местах, где цвел когда-то труд.

      Им обещали, что победным шагом

      Они вот так всю землю обойдут.

           Победный шаг! Чего как будто проще…

           Глядят нахально пьяные глаза…

           А населенье уходило в рощи,

           В густые белорусские леса.

      Душили слезы! Волчьими зубами

      Хотелось вгрызться в горло подлецов!

      Зрачками дул, ружейными стволами

      Смотрело Белоруссии лицо!

           Не только люди – звери, вся природа,

           Была к ним лютой яростью полна…

      – Так закипал великий гнев народа!

      – Так началась священная война!

      Мы все морозным воздухом дышали…

      Мы все любили быстрых санок бег…

      И лыжный спорт, и зиму…

      Но едва ли мы понимали, что такое снег!

           А в эту зиму все пошло иначе…

           Гудит война! И всхлестнутый войной

           Над миром, с диким посвистом казачьим,

           Гуляет зимний ветер ледяной!

      Он бьет людей по одному и скопом,

      Морозит ноги, обжигает нос…

      Не в теплом доме, в поле по окопам

      Переносить приходится мороз!

           А если пули над тобою свищут,

           А ты ползешь… И ледяной пыльцой

           Набьется снег тебе за голенища,

           Забьет глаза, раскровенит лицо…

      Когда по этой колкой белой пыли

      До дзота вражеского все же доползешь

      И дзот подняв наверх гремучей силой

      Ты от снегов пехоту оторвешь,

           И та пойдет вперед через ворота

           Тяжелого саперного труда,

           Ты, у тобою взорванного дзота,

           Поймешь тогда,

      Тот, кто не видел черной крови сгустков,

      Холодных губ и посинелых век,

      Кто в зимний день не ползал по-пластунски,

      Нет, тот не знает, что такое снег!

      Высохло совсем лицо у деда,

      Сморщилось от набежавших лет,

      Старые глаза не видят света,

      Плохо слышит, еле ходит дед.

           Но, когда мы в дедовской каморке

           На постое ночью собрались,

           Он надел разбитые опорки

           И с печи своей спустился вниз.

      Глухо кашлял, словно из бочонка.

      Ахал! Был он очень стар.

      Внучка деда, шустрая девчонка

      Быстро вскипятила самовар.

      – Значит снова немец… От треклятый!

           И когда его угомонят…

           Ветер снег крутил и рвал над хатой,

           Завывая гулко, как снаряд.

      Будто бы судьбу свою вручая,

      Внучка чашки подносила нам.

      Мы глотали воду, вместо чая

      С мятною заваркой пополам.

           А потом, уже ко сну склоняясь,

           Подсмотрел я, как на образа,