Сестрица. Дженнифер Доннелли
с лица Берты. Щеки пошли яркими красными пятнами. Девушки вокруг хохотали. У них не было выбора. Если кто-нибудь не засмеется над шуткой Сесиль, она это припомнит. Сочтет это вызовом и отомстит, превратив строптивицу в объект для насмешек.
Под нарядным платьем Сесиль, под планками ее корсета и тонкой нижней сорочкой, билось сердце, гнилое, как трухлявое бревно. Тронь такое, и из-под него полезет на свет всякая гадость. Твари вроде зависти, страха, стыда и злобы. Изабель хорошо это знала, ведь ее собственное сердце тоже стало таким, как у Сесиль, но, в отличие от дочки мэра, она не считала жестокость признаком силы; жестокость всегда выползает из самых темных, вонючих, слякотных уголков человеческой души.
Взгляд Сесиль остановился на предмете, который лежал на мостовой. Это был гнилой кочан капусты. Сесиль пинком подкатила его к Берте.
– Вперед, – скомандовала Сесиль. – Она заслужила. Она страшная. Страшная мачехина дочка.
Берта неуверенно взглянула на кочан.
Сесиль прищурилась:
– Боишься? Ну же.
Ее приказ придал смелости другим девушкам. Они взвыли, словно стая гиен, науськивая бедную Берту. Берта неохотно наклонилась за кочаном и бросила его в Изабель. Тот упал на мостовую, не долетев до жертвы, и только испачкал ей платье. Насмешки стали громче.
Острый коготок страха царапнул сзади шею Изабель. Она знала, что Сесиль еще только начинает. Внутренний голос сказал: «Мне не страшна армия львов с овцой во главе, но я боюсь армии овец, которую ведет лев».
Когда Изабель оказывалась в беде, у нее в голове внезапно начинали звучать слова то одного, то другого известного полководца. Сейчас с ней говорил Александр Великий, и она сразу оценила его правоту: подхалимки Сесиль, отчаянно жаждущие одобрения, сделают по ее приказу что угодно.
Еще Изабель знала: даже хромая, она легко отобьется от одной девушки – но не от дюжины. Значит, придется искать другой выход.
– Хватит, Сесиль, – сказала она и, несмотря на боль, развернулась и поковыляла обратно к рынку. Может, Сесиль надоест эта игра, если она, Изабель, откажется от отведенной ей роли?
Но она ошиблась. Сесиль наклонилась и подняла с мостовой вывороченный булыжник.
– Стой где стоишь, Изабель. Иначе я брошу его в твою лошадь.
Изабель встала как вкопанная. Медленно повернулась.
– Не посмеешь, – сказала она. Это было бы уже чересчур даже для Сесиль.
– Посмею. – Свободной рукой Сесиль обвела своих прихлебательниц. – Мы все посмеем. – Точно желая доказать свою правоту, она вручила камень Берте. – Бросай. Я разрешаю.
Берта смотрела на камень; глаза у нее стали круглыми, как пуговицы.
– Сесиль, нет. Это же камень, – сказала она.
– Трусиха.
– Нет, – запротестовала Берта, и ее голос дрогнул.
– Тогда бросай.
Изабель шагнула к Мартину и встала так, чтобы заслонить его голову. Берта все же бросила камень, но он ударился в повозку.
– Ты нарочно промахнулась, – заявила Сесиль.
– Нет! – закричала Берта.
Сесиль