Драма для Дю. Алексей Николаевич Зубов

      Грек.

      Тот счастлив Государь, когда держава,

      которую хранить поставил Бог,

      спокойна и в достатке процветает,

      враги трепещут, а народ – послушен.

      и ужасов судьбы не знает мир…

      Но трижды счастлив он, когда потомки его с почтеньем добрым поминают

      за то, как высоко он поднял нравы и образ мыслей подданных своих.

      Науки нравы очищают – несомненно,

      А при дворе московского владыки они цветут, как сад, благоуханно

      И плод, порой нежданный, дарят нам.

      И в Греции, и при дворах Европы, собрания я видел книг и хартий

      Но ты, Москва, затмила всех богатством

      Из тьмы веков дошедшего ума.

      Все эти драгоценные страницы,

      Святоотеческого светлого ученья

      Перевести я должен, чтобы русский

      Народ и в Истине и в Духе утвердить.

      (входит Шуйский

      Грек кланяется в пояс).

      Здоровья, князь тебе и милость Божью.

      Шуйский.

      И тебе честной отец. Не спишь и ночью

      – все пишешь, вижу я.

      Грек.

      То житие Пахомия святого,

      я князю в утешение в печали его перевожу.

      Шуйский.

      Великий князь… Державный наш правитель.

      Отец всем нам, и все мы Бога просим,

      Чтобы он царствовал на славу долго. Вечно.

      Но человек из праха создан,

      И в прах уходит. И кому держава

      Московская достанется тогда?

      Грек

      Да. Сына нет у князя, хоть молитвы

      по всем церквам приносят ежечасно,

      И двор постится и холопы следом.

      Шуйский.

      Да слышал ли ты слух? В народе ходит.

      Грек.

      Я слышал будто – первая, законная, супруга в «Девичьем» в заточении родила

      Наследника московского престола.

      Но слух идет от нелюбви народа

      К Елене Глинской – молодой жене

      Отца и Государя нашего.

      Шуйский.

      Род Глинских! – Темника Мамая

      потомков. Кровь их будет с нашей

      Теперь замешана, и будет нами править неведомо чей отпрыск.

      Из Литвы

      Враждебной выбрали княжну – как будто здешних мало!

      Грек.

      Но третий год идет, а у княгини – все сына нет -

      То знак суровый с неба.

      Не может муж женатым быть вторично, когда супруга – инокиня.

      Шуйский. – Знаки – тут не при чем.

      (входит Оболенский)

      Сюда Великая княгиня! Здравствуй князь – и ты здесь?

      Шуйский

      С монахом я о вере говорил.

      Оболенский.

      С каких-то пор наш грозный воевода вдруг стал у постников послушником примерным?

      Или в монахи ты собрался, князь Василий?

      Шуйский.

      Не все в любимцах, как иные, князь Иван.

      (Входит Глинская в сопровождении Вельяминовой и девушек. Девушки встают на колени.)

      Вельяминова.

      Угодно государыне-княгине здесь помолиться среди книг святых

      Она ни с кем общаться не желает и просит вас, князья, оставить нас.

      (Шуйскийи уходит)

      Ты, инок, тоже прочь ступай. Постой-ка. Где полотно с картиною голландской,

      Ужасной преисподней? Та, где бесы пытают грешников. Достань ее… Ступай.

      Глинская.

      Мой верный князь, не можешь ты остаться. Жди за дверями и храни покой

      Печальной государыни своей. Мы после свидимся… Я говорю – ступай.

      (Оболенский уходит)

      Что ты, боярыня, вчера мне говорила, что средство есть одно – зачать младенца,

      И тайна эта – здесь, средь древних хартий, сокрыта, для чего-то, от людей.

      Вельяминова.

      Взгляни, на эту, государыня, картину, где адские мучения – ты видишь?

      Глинская.

      Да, вижу. Участь грешников ужасна и темным страхом наполняет сердце.

      Но что нам в том?

      Вельяминова.

      Смотри