Как запомнилось…. Виктор Брюховецкий

      Никуда не спешу. Очевидно, пришел.

      Берег новый не нов, тот же текст и картинки;

      Словно детская рань, словно я нагишом

      На крылечке стою, а заря еще в дымке;

      Еще солнце свой розовый сплюснутый бок

      Натирает сукном, чтобы желтым светился,

      Чтоб от желтых лучей заклубился восток

      И с холма серебром на закат расстелился.

      …Так и помню: дырявый туман, дерева,

      Шелестящую косо утиную стаю,

      Топорище блестящее, плаху, дрова,

      И мне жить предстоит, а зачем – я не знаю.

      И когда от крыла за плечом не осталось

      Ничего, и запахло горелым пером,

      Он свечу погасил, а тетрадь, что валялась,

      Бросил в черную топку, и сделал костром.

      Задымилась тетрадь, захрустела, свернулась.

      Стало легче дышать. Но возникла сутулость.

      Там, где было крыло, вырос горб да такой,

      Что пришлось о клюку опереться рукой.

      Здравствуй, посох!

      Ну, вот и настала пора

      Поднебесье на землю сменить, на тропу,

      Где лицо обжигают лихие ветра

      Так, что жилы, как плети, вспухают на лбу,

      Где вокруг – ни огня, и людей – никого,

      Только север гуляет, морозы клубя…

      Не горюй, здесь осталось идти-то всего

      Ничего. Ты осилишь.

      Я верю в тебя.

      Стоящий не в ряду, в венце из лавра,

      С космическою пылью на плече,

      Прямой и острый, с профилем кентавра,

      Он мне казался в гаснущем луче

      Реальностью такою неземною,

      Насколько это нужно для того,

      Чтоб не померкло небо над страною,

      Глумившейся над гением его.

      В сто первый раз остановись, прохожий,

      Внимательно всмотрись и разгляди:

      Воистину на конский глаз похожий,

      Как он предвидел то, что впереди?

      Как он сумел в те дни остаться гордым,

      И, для себя определяя – «быть»,

      Как он постиг, что строчки с кровью, горлом,

      Однажды и приходят, чтоб убить.