Никто, кроме нас!. Олег Верещагин
забыли свои клятвы… Я не знаю слов…
– Пусть… – шепнул Димка. Глаза его стали упрямыми. – Тогда вы… вы просто придумайте, что мне сказать. Чтобы была клятва. Вы ведь можете. Вы до войны книги писали. Я узнал…
– Хорошо, – и надсотник вдруг вырос и построжал. – Я придумаю клятву. Повторяй за мной. Я, Дмитрий Медведев…
– Я, Дмитрий Медведев… – отозвался мальчишка, вытянувшись с прижатыми к бедрам кулаками.
– …вступая в ряды пионерской организации России…
– …вступая в ряды пионерской организации России…
– …и осознавая взятый на себя долг…
– …и осознавая взятый на себя долг…
– …торжественно клянусь…
– …торжественно клянусь… – мальчишка коротко выдохнул.
– …быть верным Родине, мужественным и честным… – звучал мужской голос.
– …быть верным Родине, мужественным и честным… – повторял голос мальчишки.
– …защищать то, что нуждается в защите, в дни войны и дни мира…
– …защищать то, что нуждается в защите, в дни войны и дни мира…
– …ни словом, ни делом, ни мыслью не изменять Родине…
– …ни словом, ни делом, ни мыслью не изменять Родине…
– …а если понадобится – отдать за нее свою жизнь.
– …а если понадобится… – мальчишка на миг запнулся, но договорил твердо: – …отдать за нее свою жизнь.
– Пусть будут свидетелями моей клятвы живые и погибшие защитники России и моя совесть.
– Пусть будут свидетелями моей клятвы живые и погибшие защитники России и моя совесть.
Надсотник повязал галстук на шею Димке. Побитые, перепачканные гарью пальцы мужчины сделали «пионерский» узел автоматически, заученно, и он невольно улыбнулся.
– Почему вы улыбаетесь? – строго спросил, поднимая голову, Димка.
– Узел, – сказал Верещагин. – Я научу тебя, как его правильно завязывать.
Он успел уснуть снова, но сон опять нарушили. Зевающий Земцов привел какую-то немолодую женщину, явно не знавшую, как себя вести, и старика – вполне бодрого, подтянутого.
– К тебе, – сообщил Сергей, уходя досыпать.
– Садитесь, – предложил Верещагин. – Хотите чаю?
– Спасибо, – поблагодарил старик, подождал, пока сядет его спутница, но дальше говорила именно она:
– Видите ли… я была директором этой школы. Станислав Степанович, – старик кивнул, – ветеран войны, он работал консьержем в одном доме… – Женщина откашлялась. – Вам не кажется, что это неправильно, происходящее сейчас? – Увидев, что Верещагин иронично улыбнулся, женщина поправилась: – Я конкретно о ситуации с гражданским населением. Дети не учатся…
– Это даже не главное, – перебил ее, извинившись взглядом, Станислав Степанович. – Я вот присмотрелся… вы воюете очень храбро, что говорить. Я не ожидал, что мы еще можем так воевать… – В голосе старика прозвучала гордость, он кашлянул и продолжил: – Но вы воюете как бы сами по себе, понимаете?