Колокольчики мертвеца. Вера Заведеева
город и превратить всю округу в выжженную пустыню. И за личное мужество. Молодость не подвела лейтенанта: его подштопали, подлечили-откормили – и вперед! Победа уже близка – «Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой – он трудный самый…», как будут потом вспоминать эту страшную мировую бойню. А пока лейтенант, поблескивая новеньким орденом, продолжал бить фашистов уже в Европе, отделываясь легкими ранениями, и верил, что своей крови он уже пролил достаточно и его не убьют. Ну не могут его теперь убить! Не должны! У него – вся жизнь впереди!
Шальная пуля догнала его на исходе боя. Коварная разрывная. Его быстро доставили в госпиталь – это и спасло, да еще умные руки молодого бесстрашного хирурга, будущего светила отечественной медицины.
Опять госпиталь. Но все же жив остался. Алексей целыми днями лежал, отвернувшись к стене, и молчал. Соседи старались ему не докучать. Ночами скрипел зубами от боли в раненой ноге. Спал почти сидя, опустив это огненное бревно на пол. Так было легче, но палатный врач грозил привязать его к кровати: опускать ногу вниз было смерти подобно. Начальник отделения, ежедневно осматривая рану, сердито сопел и однажды утром решительно заявил:
– Придется отнять. Чуть ниже паха. Готовьте его к операции, – бросил он медсестре, не глядя на онемевшего Алексея.
– Не дам!!
– Ну и дурак! – разозлился врач. – Сдохнешь! Антонов огонь никого не щадит!
Ночью Алексей не спал. Нога – как в кипятке. И не поймешь, что сильнее мучило – боль в ноге или в истерзанной душе: куда он безногий? Кому нужен? Рядом на койке тихо постанывал майор – ночью раненых особенно донимали боли.
– Слышь, парень, – тихонько окликнул он Алексея. – Ты раньше времени не паникуй. Тут есть один хирург, молоденький, правда. Так вот он не одного бедолагу от ампутации спас. Операции делает как-то по-новому, у фашистского хирурга пленного научился. А начальству это поперек авторитета. Вот они его и затирают. Проще – отрезал и все. А человеку всю оставшуюся жизнь майся. И вот еще что. Мне-то уже не выкарабкаться, я знаю точно. Забери мой браунинг, именной. Может, выживешь, семье моей передашь в память обо мне. Больше ничего на этой войне не нажил, кроме смертельного ранения, – горько усмехнулся он. – А ты живи, такой молодой…
Утром Алексей, прихватив соседский костыль, отправился в ординаторскую.
– Ты куда это? Испугался операции? – грозно сдвинул лохматые брови начальник отделения. – Ты же мужик! Да еще разведчик!
– Раздумал я, товарищ военврач. Решил умирать двуногим, чтобы на том свете способнее было за девками бегать.
– Вон отсюда! – завопил побагровевший доктор. – Выпишу немедленно! Подыхай под забором! Я и сам на такого наглеца время тратить не буду!
В ординаторской повисла нехорошая тишина. Все понимали, что добром это не кончится. Молодой хирург, похожий больше на вечно голодного студента, чем на опытного врача, разрядил гнетущую атмосферу:
– Я его прооперирую, –