Халцедоновый Двор. И в пепел обращен. Мари Бреннан
неслись вскачь, и это уж было слишком. У Луны кружилась голова, в глазах понемногу темнело.
«Мне нужно удалиться».
Пальцы Энтони крепче стиснули плечи, а его ответ разом заставил обоих умолкнуть.
– Вы смеете предъявлять требования своей королеве? И сразу же после столь возмутительного случая? Ваша честь, сэры, наперстка медного не стоит!
Но если Луна уйдет, вражда их не прекратится. Сейчас она, по крайней мере, имела надежду с ней совладать. Поединков Луна обычно не запрещала – ведь ее подданные редко дрались насмерть, а пустяковое кровопролитие ради вопросов чести вполне можно понять. Но здесь дуэль двух рыцарей не годилась: происшедшее слишком уж затрагивало ее королевское достоинство. Нет, это дело следовало решить публично.
По-прежнему бледный, Керенель устремил на Луну полный отчаяния взгляд. Разумеется, ничего подобного он не замышлял – в этом она была уверена. Однако его чести и репутации нанесен урон, и ему следовало позволить отстоять их.
Следовало… но не сегодня.
– Сие дело должно быть улажено достойным образом, – сказала она, из последних сил держась на ногах. – Оправившись от раны, мы рассмотрим его лично. А до тех пор воспрещаем вам чинить друг другу насилие и даже разговаривать. То же самое запрещается и вашим союзникам, коим дозволено лишь оговорить условия поединка.
С этим она смерила обоих рыцарей гневным взглядом, как будто могла остановить их одной силой воли. Оставалось только надеяться, что это в самом деле так.
– Да смотрите, не вздумайте нас ослушаться.
Халцедоновый Чертог, Лондон, 5 мая 1640 г.
Несколько позже Энтони вошел к ней в спальню. Распустив всех своих дам и духов-служителей, Луна сидела у стола, глядя в пламя свечи.
– Что с клинком? – не оборачиваясь, спросила она.
Держалась она куда спокойнее, чем следовало ожидать, однако на плече ее, под одеждой, заметно бугрилась повязка.
– Благополучно унесен, – отвечал Энтони. – Дешевый шеффилдский нож, каким может владеть любой. Так что он нам ни о чем не говорит. Однако в лохмотьях убитого мы обнаружили ножны, сделанные из боярышника, дабы никто не заметил железа. Выходит, кто-то это все подготовил.
Несомненно, Никневен. Убийством она угрожала и раньше… но неизменно ему, а вовсе не Луне.
Кровь Энтони вскипела в одном из нечастых приступов гнева. Убийство – само по себе дело подлое, а цареубийство – вдвойне.
На новость о ножнах Луна не откликнулась ни словом, но Энтони знал: она все слышит. Сдержав гнев, он откашлялся.
– Но ведь ты…
Вопрос никак не шел с языка. За время его пребывания при дворе ран от холодного железа не получал никто, и теперь он понимал, что даже не знает, чем это может кончиться.
– Но ведь ты поправишься?
Луна с шипением втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
– Отчасти. Яд удален. Однако такие раны никогда не заживают до конца.
А ведь она бессмертна… и, значит, сие «никогда» будет для нее