Майнеры. Сергей Милушкин
о мимо проходил. Старый звонок висел прямо над дверью кабинета математики на втором этаже столичной средней школы. Из его корпуса торчали перекрученные и запачканные побелкой провода.
Он вздрогнул, не успев закончить фразу, чем же так важен консенсус для принятия значимых решений в условиях неопределенности и какое это имеет отношение к математике. Обычно дальше он рассказывал про византийского полководца Велизария, его роковое сражение, в котором тот проиграл небольшому отряду готов, доверившись чутью, а не фактам. Ларин считал, подобные исторические экскурсы, во-первых, дают передышку ученикам, а во-вторых, показывают, что математика – неизмеримо шире, чем принято думать, и имеет приложение практически во всех отраслях человеческих знаний.
Пронзительный лязг сбил Дмитрия с мысли. В который раз он подумал, что звонок нужно поменять, даже если придется это сделать за собственные деньги.
– Урок окончен, – сказал он, глядя в класс красными от недосыпания глазами. – На следующее занятие выучить нахождение суммы убывающей геометрической прогре…
Его уже никто не слышал. Сорвавшись с мест, ученики одиннадцатого «Б» ринулись к выходу, сбивая друг друга с ног, расталкивая парты, опрокидывая стулья и громко гогоча. Прямо на ходу добрая половина класса доставала сигареты, абсолютно не стесняясь преподавателя. Отдельные «одаренные личности» могли закурить прямо здесь, но все же до крайностей на его уроках доходило редко, хотя душок порой стоял как в пивном баре «Жигули» за углом.
И что с того, подумал Дмитрий. Никому из них математиком не быть, профессия не самая, мягко говоря, выгодная и популярная. Даже те, кто планирует стать программистами, искренне недоумевают, зачем нужна математика, – все эти косинусы, прогрессии, мудреные логарифмы, не говоря уже об интегралах.
– Дмитрий Сергеевич, сигареткой угостить? – Он услышал голос над ухом и повернулся в сторону говорящего. Это был Денис Скоков, последний человек из 11 «Б», кого хотелось бы видеть сейчас перед собой.
– Не курю, – сказал он, продолжая делать пометки в журнале.
– Почему так? Болеете или мама не разрешает?
К ученикам запрещено применять физическую силу под страхом увольнения и Уголовного кодекса. Но развязного, наглого Скокова стоило немного приструнить, бог свидетель, – в подростковом возрасте ум за разум заходит от гормонов и безнаказанности, человек теряет ориентиры и впотьмах творит черт знает что.
Ларин приподнялся на стуле. В следующем году ему исполнится тридцать пять, он женат, один ребенок, небольшое брюшко не портит его фигуру, и дать затрещину прыщавому самодовольному Скокову, пожалуй, будет даже приятно. Нет, это будет истинный праздник!
Но он этого не сделает. Потому что… боится. Боится разнузданных непредсказуемых учеников, боится сорваться, и они, как шакалы, чувствуя страх, постоянно провоцируют его. Он боится лишиться места, хотя прекрасно знает, что замены ему нет, на нищенскую зарплату математика никто не пойдет. Тем более во втором полугодии.
Скоков отпрянул, смахнув со стола стопку тонких ученических тетрадей. Они разлетелись между ними, шелестя исписанными страницами, словно стая испуганных птиц, и тут же осели – у ног, под партами, меж сдвинутых стульев.
– Э-э, осторожнее, папаша, я ведь и сдачи могу…
– Не можешь, – еле слышно сказал Ларин, выбираясь из-за стола.
– Черт! – выпалил Скоков. – Больной придурок! – не теряя времени, он рванул к двери.
– Уродец! – крикнул ему вслед Ларин. – Беги, беги, всю жизнь бегать будешь! Козел! – он вернулся на свое место. Тетради лежали перед ним кривым шахматным ковром, на одной из них отпечатался темно-серый след от кроссовки ученика.
Скоков по кличке Скок вряд ли слышал его слова (тем более мысли), он уже бежал по ступенькам школы, расталкивая малолеток, цепляя девчонок за расфуфыренные блузки. Приятное, будоражащее покалывание адреналина наполняло его сверху донизу. В кармане лежала новенькая купюра в пятьсот рублей, выданная тетей на расходы.
Родители мальчика погибли, когда ему стукнуло шесть лет: тетя сказала— их атаковала акула во время погружения с аквалангами возле Мадагаскара. В тот несчастливый год семнадцать человек лишились жизни по вине акул из-за беспечности и невнимательности: вероятно, эти далеко не самые лучшие человеческие качества, позволившие угодить его родителям в зубастую пасть, перешли по наследству к младшему Скокову.
– Эй, Скок, есть что курить? – Длинная рука попыталась остановить его за локоть, Марк Остерман из параллельного класса, высокий, долговязый сын директора ювелирного бутика, показывал знаками, что не прочь затянуться. Он жутко боялся гнева отца, помешанного на здоровом образе жизни, и не покупал сигареты, предпочитая стрелять их в школе у более раскрепощенных одноклассников. После уроков Марк съедал пачку ледяного «Холлса», заедая тремя пучками свежей петрушки. Но вонь от гривы волос до плеч выдавала его с поличным. Марк кивал на одноклассников: мол, все курят, поэтому от меня и тянет никотином, и отец ему верил. Или делал вид.
– Самому надо, – крикнул Скоков