Шизофрения. Том 2. Исаак Ландауэр
любовь может выйти. Мы для системы враг, цель, на которую можно направить всю мощь бюрократии, не тратясь на коррупционные издержки, в любом другом случае пожирающие восемь десятых направленной энергии: с нами они будут бороться не для вида, тут не до освоения бюджетов, речь будет идти об их собственном выживании, в самом прямом смысле. Сила и непредсказуемость дубины народного гнева в сочетании с холодным разумом хорошо организованной террористической машины, тут о милой сердцу личной жопе речь идёт, о любимых жёнах и детишках, как уж здесь не стряхнуть с себя закостенелость да не взяться всерьёз за дело. Санитары леса мы будем, и главный лесник нам, может, за это ещё спасибо скажет, тем более что лично его при каком угодно финансировании вряд ли достать удастся, да и не нужно это тебе, а ну как взаправду гаранта конституции свалим – и тогда привет: неровен час, подкинут нам друзья из-за океана ударную дозу демократии и свободы, с кем тогда бороться и воевать прикажешь? – Сергей был похож на пьяного, спешащего на развязавшемся языке высказать то, в чём, может, и сам сомневался, а потому держал до случая при себе. Он был не из тех, кто привык опасаться или, тем более, бояться, а потому решил, азарта ради, подбросить для щекотливого разговора именно противоречивую мысль, чтобы, покидавшись ею как волейбольным мячом с соперником, выяснить настроение последнего. Возможно, и права была одна из многих промелькнувших в его постели девушек, утверждавшая, что в основе каждого его действия, так или иначе, лежит подсознательное желание развлечься или, как минимум, развеять скуку.
– Неожиданная мысль, – миролюбиво ответил Михаил, действительно заинтересовавшись новой стороной вопроса. – Рука, значит, об руку с папой на зачистку территории. Соблазнительно, но слишком извращает основной принцип. Скорее подошло бы как запасной вариант на случай невостребованности обществом нашей основной задачи: финал, кстати, гораздо более вероятный, чем кажется. Наш русский молодой и образованный человек от зависти иссохнет при мысли, что кто-то рядом оказался прозорливее его и ещё до кучи получил за это какие-то дивиденды. Он и пуле позавидует, которой меня прикончат, если по мне свободолюбивая пресса панихиду пропоёт, и вот тут уж он оторвётся. Вообще откуда у нас такое отчаянное желание смешать с грязью ближнего? Чисто национальная черта, плохо объяснимая простым словом «зависть»: и трижды менее успешного мы предпочтём видеть пресмыкающимся и раздавленным, нежели даже подобострастно глядящим на нас, но всё-таки идущего по жизни с высоко поднятой головой. Ни одного мало-мальски стоящего и полезного описания на каком-нибудь заштатном, не знаю, туристическом форуме, ни одного претендующего на независимость высказывания, ничего абсолютно не может наша алчущая толпа пропустить, не растоптав своими грязными ногами. Мы привязываемся к чему угодно, не имеющему даже отдалённого отношения к делу или теме изложения, лишь бы смешать с дерьмом автора. Что за панический страх чей-то