Поздний ужин. Никита Котляров
руки выпрямились и вытянулись. Темнота сомкнулась вокруг молодого человека. Майка задралась. Ее быстро скомкало у подмышек и горла. Егор продолжал орать, потому что отнюдь не гладкие бетонные стенки горловины резали его голую, ничем незащищенную плоть.
Парень так бы и проскользил вниз до самого конца, пока не свалился бы в канализационный коллектор, однако ноги нашли опору, какой-то выступ-шишечку. Носками Егор уперся в нее, что сработало, как тормоз. Боль – невероятна боль! – осталась. Но, по крайней мере, она перестала множиться, потому что Егор больше не двигался.
Слезы лились из глаз и перемешивались с кровью, потом и слюной на лице. Парень кричал. Больше от боли, чем призывая на помощь. И от ужаса, конечно. Ведь парень не смог так быстро осознать, что с ним произошло. Ему показалось, что он не свалился в канализационный люк, а его внезапно схватило и проглотило какое-то чудовище, похожее на тех, из компьютерных игр. Поэтому оставалось только кричать. Ведь что-что, а одно было ясно точно – если тебя проглотило чудовище, тебе конец.
Его нижняя челюсть дрожала. Из складок жира на шее сочился черный пот. На зубах хрустел песок. Глаза лезли из орбит. Лицо было ало-красным. Из Егора, будто пытались выдавить что-то, как из тюбика с зубной пастой.
Он смотрел вверх, на круг света над головой. Во взгляде читалось моление о пощаде, словно там, наверху, находилось некое живое существо, способное сжалиться над ним и спасти.
Стенки горловины сдавливали грудную клетку со всех сторон. Каждый вздох стоил труда и отнимал силы. Воздух входил и выходил с хрипом. Каждый вздох наполнял легкие густым канализационным смрадом, поднимающимся снизу. Свежий воздух улицы почти не доходил до жаждущих ноздрей. Ветер был слишком слабым. Да и застрял Егор довольно глубоко.
Все тело продолжало пульсировать саднящей жгучей болью. На коже груди, живота, боков и спины не осталось живого места. Можно было только гадать, как сильно Егора изуродовали бетонные стенки.
Каждое малейшее движение новой вспышкой боли разрывалось перед глазами. Из разбитых локтей сочилась кровь. Эта кровь струилась по рукам, и текла вниз по телу.
– Эй! – в очередной раз крикнул Егор вверх и услышал, как его голос глухим эхом отразился от стенок горловины. – Помогите!
Мог ли он подумать, что когда-нибудь в своей жизни будет кричать это слово – «помогите!». Теперь же это слово стало самым важным, самым главным для него. От того, достигнет ли оно чьих-либо ушей, зависела его жизнь.
– Помогите!
Достигает ли крик поверхности? Услышит ли его хоть кто-нибудь даже в непосредственной близости от открытого колодца?
– Эй! ЭЭЭЭЙ!!! Я здесь! Я здесь! Я…
Егор закашлялся. Новая волна боли прокатилась по телу, а из глаз брызнули свежие слезы.
С голосовыми связками надо аккуратнее. Голос – единственный инструмент, способный спасти Егора. Если он сорвет голос и будет способен лишь шептать, шансов на спасение не останется. Егор на секунду представил себе такую картину: