Костёр. Дарина Тролкар
– в основном только то, что выращу сама, ведь в деревню путь мне заказан. Да и к чем туда ходить? Живу одна, многого не надо, а чай и мыло приносят те, кому нужна помощь. Я и в деревне была дикаркой, всегда мечтая о жизни в лесу, и не веря, что эти фантазии воплотятся в реальность.
Вот он － мой дом, мой лес, удивительный и прекрасный. Знакомые тропки пересекаются с неизведанными, манящими приключениями. Дикие ягоды, орехи и грибы, утоляющие мой голод. А сколько трав… Душица, можжевельник, зверобой, лапчатка… И из соседей только птицы да зверьё. Правда, стоит опасаться медведя, но если знать, где косолапый обитает, то и переживать не о чем.
Вот и вода уже вскипела. Я наливаю заварку, кипяток, добавляю сахару и осторожно дую, грея руки о чашку. Запах мяты как всегда напоминает о старом доме, бабе Тихомире. Из моих глаз текут слезы, образуя два соленных ручейка. Конечно, это произошло совсем недавно, месяца три назад, но мне с трудом верится, что когда-нибудь станет легче.
Но день не ждет, я принимаюсь за работу. Подкидываю в печку дровишки, варю кашу на день, работа в огородике… Птицы уже проснулись и вовсю трезвонят свои песенки, скрашивая моё одиночество. Невольно вспоминаю о прежних соседях. Хоть и не любили они мое семейство, а все же приятно знать, что рядом есть люди.
Слышу позади треск ветвей и шорох листвы. На поляну выходит старушка, поддерживая грузного прихрамывающего мужчину.
– Милославка, Милославка, помоги…
Уже не слушаю, завожу в хижину, сажу на стул и подворачиваю порты. Рана глубокая, темно-красная кровь сочится густым потоком. Промываю рану водой, туго обвязываю ногу под коленом куском ткани и под порывистые крики обрабатываю рану спиртом.
– Потерпи, потерпи, Моесил…
– Да, и не такое бывало – сквозь зубы процеживает Моесил, перебивая меня. Верно храбрится перед матерью.
Беру иглу и нить и только сажусь за дело, слышу просьбу о спиртном. Сама ни я, на баба Тихомира не пили, но для таких случаев всегда держали бутыль водки или самогона. Вот только у меня не было времени взять все мои припасы, когда бежала сюда.
– Все в доме. Другой раз трижды подумайте, а потом уж плюйте в колодец.
Вижу недовольный взгляд Инны. Моесил зажимает зубы от боли.
– Вот это и будет нашей платой. Может еще что надо принести?
Даю немного спирта Моесилу и начиная зашивать рану. Глубокая, аж до кости, заживать долго будет. Но во мне уже рождается новое чувство – радость и нетерпение. Вспоминаю, что осталось в избе, что бы попросить, что так нужно…
– Посмотри засушенные травы. Они подвешены к потолку по всей избе. Объяснять какие не буду, все равно наврятли разберешь. Просто принеси, сколько сможешь. Еще бы бинтов и ваты, мыла…
Недовольные взгляды Иннушки говорят сами за себя. А ведь это для целительства только. Потом опять кто придет, а нужного нет… Что ж, видно, такова природа человека, думать только о настоящем моменте, о себе. Может еще вспомнят о родных, друзьях, соседях, но многие ли бросаются помогать незнакомым? А о врагах уже можно и не говорить. Хотя вроде почему, ведь тоже люди, живые, нуждающиеся… Да и как можно заводить врагов в своем роде, человеческом. Разве зверье будет просто смотреть на мучения себе подобного? Конечно, не стоит ждать от зверя разумной помощи, но на то Бог и дал человеку ум.
– Сколько уж не сложно будет захвати, прошу. Мои запасы уже кончаются, а в лесу бинты не растут. А травы мы с бабой Тихомирой годами собираем и засушиваем, часть из них не каждый раз найдешь, не в любом лесу. Ох, Моесил, рана твоя уж очень глубока. Придется время от времени перевязывать, обрабатывать. Да еще и швы снимать, как заживет, а заживать долго ей, ведь до кости! И работать тебе по меньше следует, так быстрее срастется.
– Да куда поменьше? Сама знаешь, работать надо, кто семью кормить будет?
Это верно, в деревне хоть и плодородна земля, да что толку, коль работников раз два и обсчелся? А у Русых так вообще вся семья из баб – две сестры, стары девы, жена Моесила, рожающая одних девок, да старуха мать. От женщин в поле не много пользы, а кормиться всем надо.
Обрабатываю еще раз уже зашитую рану, обкладываю ватой, перевязываю тканью… Бинт еще есть, да только такого кусочка не хватит и пол ноги обернуть крепкого мужика. Да и может заметят мою нехватку в этом, принесут. Хотя стоит надеяться, чтоб вообще не забыли заглянуть да оплатить мою работу. На деревне бывало так порой, а как я в лес убежала, так и вовсе зачастили забывать о нашем негласном договоре. Я бы пришла, потребовала свое, да только обещала, больше против наставлений бабы Тихомиры не пойду.
– Мало будет – в лесу найдём, – вспоминаются слова бабки Тихомиры, – лес нам никогда не откажет. Помни, твое имя – славная милостью. Да и как будешь потом перед Боженькой стоять? Что скажешь? Он дал тебе великий дар врачевания, так используй его для блага людского.
К глазам опять подступает влага. Вот оно как бывает, обещание себе дала, что буду сильной, а за один день уже второй раз умываюсь слезами.
– Ну вот, как новенькая. А Вы, Иннушка, заглядывайте, коли время будет, да девчонок приводите.