Тайга разбужена. Александр Алексеевич Богданов
опориком, пробует, крепко ли в пазах, ковыряет ногтем конопатку, сухой олений мох…
– Эх, и важнецкая ж изба!..
У крыльца – балясины и стружки. Родион сперва складывает под навес балясины, потом охапкой сносит стружки. Мохноногий меренок при приближении хозяина отрывается от кормушки, косит и пучит глаз, словно с удивлением спрашивает:
– От-то чудачина человек!.. Давно бы пора ехать, а он все шаламутится!
С угора вся лощина как на ладони. Целина для пашни, покос по перелеску, мочежинник, падь… Приволье!
И кругом – куда ни посмотришь – тайга.
Уже осень, сухая, солнечная приморская осень. Не хочет умирать, разукрасилась тайга. Красными бусинами рассыпались по вязам и орешникам рябины. Багрецом брызжет дикий виноград. Зубчатыми уступами грудятся кверху сосны и пихты. А надо всем – золотой кованый солнечный звон.
Перед вечером туман перепояшет ближние горы белым каемчатым опоясьем. Словно в гагачьем пуху, вздымаются горы в небо, гряда за грядой. Совсем вдали, даже и не разберешь, горы это или облачка. И пройти туда невозможно, а вот он, Родион, по звериным тропам да по варнацким ухожьям побывал.
Родион костистой крепкой грудью вдыхает ядреный осенний воздух, пьет таежную силу. Отмеривает хозяйственным глазом в просторах. В голове сладко плывут деловитые думы.
«Вот близ пади пчельник поставлю. Место баское! Лет для пчелы к ручью близко, и мшаник есть, где поставить».
Одно заботит: ладно ли будет, что он так далеко отобьется от Новожелтовки – от своих. «Не ровен час – варнак или какой хунгуз налетит. Вот тоже старатели шатаются да китайцы за женьшенем в сопках. По беспечности пал еще пустят! Ну, китайцы – народ смирный… Може, корейца взять, как другие-прочие? Поставит он себе фанзу, будет пеньки корчевать… А все бабы, боляка их задави!.. – мысленно уже ворчит Родион. – Никак не могут ужиться».
Когда переселиться на заимку, Родион в точности не решил. Можно и ближе к весне.
Не чаял, как вдруг налетели черные тучи. Так вот иногда в Приморье тайфун разразится, забурлит ручейками выше берегов, смоет ливнями стога с полей, скот…
В одно утро приехал за пушниной скупщик и привез весть, что совсем-де близко «чеки» с японцами. Отдай, мол, товар дешевле, – все равно пропадет! Что за «чеки» и откуда они взялись, никто путем объяснить не мог. Сказывали только, что шибко озоруют, по деревням, баб с девками портят, красных петухов пускают.
Волнуются новожелтовцы, щумят возле сходни.
– До нас далече! – успокаивают некоторые. – Вишь, у нас заслон-от? Тайга-а!
– Тайга-матушка оборонит!..
Ласково и просительно смотрят в лиловые дали, где гигантскими валами, как в океане, уходит в небо тайга.
Родион озабочен и зол. Нечего и думать о том, чтобы перебираться на заимку, когда заварилась такая каща.
Сегодня утром кликали на сход. Из-за «Теплого перевала» прибыли странние люди, «партизаны», што ли, как их величают.
Дома одни бабы да ребятишки. Тихонова Секлитея во дворе с коровами убирается, его хозяйка Аннушка возится с горшками около печи. Дочь Пашутка с Тихоновым Спирей играют. Сам Тихон на сходе. Родион надевает шапку.
– Надо пойти разузнать…
Аннушка с рогачом громычит от печки:
– Ты куды? Как же мы здесь без мужиков останемся?
– Так и останетесь! – грубо обрывает Родион. – Какая собака вас среди бела дня съест?
И «с сердцем» хлопает дверью.
Бурлит около сходни море народу.
И впрямь привалили партизаны. Пестрым потоком влились в толпу десятка четыре странних людей. Те, что пешком, сгрудились у сходни; с лошадьми – в сторонке. Одежонка на всех сбродная, большей частью крестьянская, – видно, что пришли из деревень. На телегах под брезентом и пологами – провиант, снаряжение, разный скарб…
Начальник отряда – молодой, черный и патластый, в солдатской шинельке без нашивок, только на рукаве красная наметка. Через плечо на ремне – большой желтый кобур с наганом. Лицо чистое, городское. Кличут товарищем Сергеем, а еще Летным.
Новожелтовцы ведут с товарищем Летным разговор о японцах, о том, что теперь кругом творится, о власти.
Как дошла речь до власти, так совсем запутались мужики, не выберутся, словно тараканы из-под решета.
– Кака у нас власть? Семка, кака у нас власть? До нас кажна власть три года скачет!..
– В совет выбирали? – спрашивает Летный.
– Кто ее знат!.. Кажись; кого-то выбирали! Должно, што совецких!
– У нас Захар Фроленко один из всех по политике горазд! Бессменный!
– Где Фроленко? Позовите, товарищи, Фроленко, я с ним поговорю.
– Захар-от?.. Захар сичас в отлучке… Кедру рубит. Ишь незадача!
– Там, в волости, доподлинно известно.
– Звестно?.. Че звестно?.. В волости таки ж челдоны, как и мы…
– У нас до волости, ежели